Он эту руку принял, осторожно, будто стеклянную, а после наклонился и поцеловал. И тетушка слабо улыбнулась, коснулась бритой головы и сказала:
— Приходи ко мне, с глазами надо что-то делать.
— Так… — Важен отрицать не стал, лишь пожал плечами. — Чего тут сделаешь? Мне целитель так и сказал, что ничего-то не сделаешь…
— Целитель, может, и не сделает, а ведьма попробует.
И вновь Важен поклонился.
Вот ведь… он и Мегере нашей, которой боялся до дрожи в коленках — впрочем, все у нас её боялись — не кланялся. А тут…
— И позаботьтесь… — вновь донеслось из-за кустов. Важен вздрогнул.
А тетушка приподняла бровь.
— Олька разоряется…
— Чего опять? — вот с кем у меня совершенно не было желания встречаться, так это с Ольгой Верещагиной.
— Ну… Николаев… он мужик нормальный. Конкретный. И в экспедициях бывал… и вот… предложил, чтоб за порядком по очереди следили, ну и кухарили тоже, — пояснил Важен, и мятое изломанное ухо его нервически дернулось. — А эта разошлась, будто её одну поставили… мол, раз утянули её в этакие дебрищи, то пусть о комфорте заботятся.
— Понятно.
Действительно. Как-то неосмотрительно было со стороны кандидата некромантических наук предлагать Олечке этакое непотребство.
Где она, а где кухарство?
Я даже мстительно улыбнулась, пока тетушка не сказала:
— Идемте… молодой человек, не окажете ли любезность? — и Важену корзинку свою протянула, которую тот подхватил тотчас. Дернулись крылья носа, и губы растянулись в улыбке.
— Молочко… — прогудел Игнатов. — Я молочко люблю…
— Вот приходите с глазами своими, там и молочком напою.
Тетка двинулась к усадьбе, и я подумала было, что это знакомство вполне может состояться и без моего участия, но была подпихнута в спину твердою Важеновой рукой.
— Там и Синюхин, — сказал он предовольно. — Ты ж его того…
Вот ведь не было печали. Я покосилась на кусты, раздумывая, что, если нырну туда, то отделаюсь лишь подранной одеждой и парой царапин, зато самолюбие нисколько не пострадает.
— Не дури, — Важен остановился и вперился в меня своим тяжелым взглядом, про который говорили, что он людей парализовывает. — Нехорошо от противника бегать.
Ему, может, и нехорошо, да только я-то не боец.
Ведьма.
Обыкновенная.
Даже без диплома, вместо которого лежит где-то в заветной шкатулочке справка, что эта самая ведьма на протяжении пяти лет старательно слушала лекции и даже на семинарах появлялась. А вот дальше…
Я раздраженно ущипнула себя.
Не помогло.
Дорожка вильнула и вывильнула из кустов аккурат к старой усадьбе. Правда, на сей раз подошли мы со стороны, и я видела не столько остатки стены, слегка пострадавшей от некроманта с его любовью к науке, но и древние ступени парадного входа. Сквозь них проросла березка, с виду чахленькая, но с мрамором она управилась споро. Чуть дальше, на прежнем месте, виднелся лагерь. К палатке добавилась еще пара, переносных, ярко-оранжевых и прочно вцепившихся в землю костылями. К старенькому уазику присоединился лощеный грузовичок, крытый тентом, и несколько машин.