Решено.
Управимся с посудой, травами займусь.
Права тетка, слишком уж я расслабилась после возвращения. Надобно как-то в себя приходить.
К речушке нашей мы спустились по пологому берегу, и Васятка, пыхтя от натуги, честно драл несчастный котелок песком. Правда, подозреваю, что не сильно это и помогло, но хотя бы совесть моя чиста будет.
С посудой мы управились. Надо будет бочку какую поставить с водой, ибо трижды в день сюда ходить замаешься. А бочку я видела. Вечером вот попрошу Важена воды в неё натаскать.
Или некроманта.
Я вытянулась на траве, радуясь солнышку. А Васятка с гиканьем в речку полез, окунулся, как был, с головою. Я ему даже позавидовала, решивши, что завтра тоже купальник прихвачу. Нет, будь мы дальше, я б и без купальника обошлась, но вот… усадьба нависала над берегом молчаливым свидетелем. И пустые оконные проемы взирали на меня с упреком.
И потому, оставивши Васятку возле реки, я поднялась к лугу.
Травы… травы ласкались.
И шелестел клеверок, прячась на самом дне зеленого моря, тогда как тонкие жесткие стебли донника тянулись к самому солнцу. По ним, отчаянно цепляясь, полз вьюнок, уже развесивший белые хрупкие колокольчики.
…вьюнок хорош в приворотных зельях, которые, конечно, запрещены, как и любые иные, на разум воздействующие…
— Девушка! — этот голос раздался откуда-то с опушки, благо, лес высился по ту сторону луга сине-зеленою плотною стеной. — Девушка, погодите! Не бойтесь…
Я прищурилась.
И глаза заслонила от слепящего солнца, подумав еще, что надо бы панамку какую взять, а то и вправду потом буду головной болью маяться.
— Я только спросить! — человечек, который выбрался из леса, чтобы в лугу увязнуть, гляделся… нелепо. Пожалуй. И именно это заставило меня насторожиться.
Во-первых, человек этот определенно был не нашинским, не лопушковским. Во-вторых, вспомнилось предупреждение Игоря, и… и что этот вообще здесь делает.
— Заблудился, — он шел через луг, спотыкаясь, отфыркиваясь и смахивая пот с высокого лба. Белая некогда панама его пестрела влажными пятнами. Как и белая же, некогда, футболка. Шорты, к счастью, белыми не были, зато поражали просто-таки несуразною длиной: заканчивались они где-то чуть ниже мотни, выставляя на всеобщее обозрение тощие покрытые курчавым волосом ноги.
Ноги пестрели царапинами.
И пятнами.
И… и носки вот белизну сохранили. Сверху. А вот ниже были мокры и черны. Никак, провалился куда.
— Я Васильев, — сказал человек, остановившись в десяти шагах. И согнулся, уперся руками в колени, дух переводя. — Извините… думал… срезать, да… заблудился. Васильев Иннокентий Константинович.