Следующее, в чем можно не сомневаться, — это то, что генетическое тестирование будет становиться все более и более привычным. Секвенирование экзома уже прошло путь от экзотической, очень дорогостоящей процедуры, на которую направляли только специалисты по медицинской генетике, до рутинного теста, на который направляют врачи самых разных специальностей. Года за два отношение моих коллег к этому методу изменилось от «Вау, нашей пациентке проведут секвенирование экзома!» до «Почему приходится так долго ждать результатов по экзому?». Мы будем проводить все более и более сложные ДНК-тесты все более и более оперативно. Существует особое название для обозначения процесса, зачастую многолетнего, через который раньше проходили люди, прежде чем им диагностировали редкое генетическое заболевание (если это вообще удавалось сделать): диагностическая одиссея. Множество различных анализов, множество приемов у специалистов, годы разочарований и неопределенности… Теперь довольно часто мы можем избежать всего этого, проведя секвенирование экзома сразу, как только тяжелая проблема будет обнаружена. Диагностическая одиссея должна скоро отойти в прошлое.
Будет расширяться доступ не только к усовершенствованным, ускоренным методам тестирования, но и к областям их применения. Уже существуют крупные исследовательские проекты, связанные с секвенированием геномов раковых опухолей и поиском мутаций, при которых эффективны определенные виды терапии. Использование генетических тестов — при онкологических или других заболеваниях — с целью подобрать лечение под индивидуальный генотип пациента обозначается термином «точная медицина». Сам по себе этот термин в некотором роде бессмысленное модное словосочетание, поскольку игнорирует все, что делалось раньше. По-моему, как минимум выявление среди новорожденных больного фенилкетонурией и назначение ему точно таргетированного лечения, позволяющего избежать катастрофических последствий заболевания, безусловно, заслуживает названия «точной медицины». Если у вас бактериальная инфекция и в лаборатории проверяют, какой возбудитель ее вызывает, чтобы установить, к какому именно антибиотику она восприимчива, это тоже, очевидно, предполагает точность. Поэтому новые достижения я предпочитаю называть просто «медициной». Медицина совершенствуется, и генетика в ней играет все большую роль. Возможно даже, наступит время, когда терапевты будут назначать полногеномное секвенирование, прежде чем направить пациента к специалисту.
Но это ведет к проблеме, в поисках решения которой конца не предвидится, — проблеме интерпретации. Уже в наше время самая большая трудность в секвенировании экзомов заключается не столько в том, чтобы получить данные, сколько в том, чтобы понять, о чем они нам говорят. Несомненно, со временем мы научимся делать это лучше, но то, что врач сможет направить образец вашей крови на секвенирование генома, еще не означает, что он сможет разобраться в результатах настолько, чтобы назначить вам действенное лечение. Как мы убедились, большинство человеческих заболеваний в той или иной степени имеет генетическую природу, но чаще всего это сложные заболевания и их генетические закономерности трудно интерпретировать применительно к отдельному человеку и получить осмысленный результат. Даже когда мы ищем мутации единственного гена, о которых известно, что они связаны с конкретным наследственным заболеванием, порой бывает непросто установить, являются ли обнаруженные мутации причиной болезни. Остерегайтесь компаний, которые предлагают вам полногеномное секвенирование и интерпретацию результатов, позволяющую вам принимать решения в отношении своего здоровья: они, возможно, выдают желаемое за действительное.