Челкаш (Сергеев) - страница 59
— …Место своё знает плохо, команды выполняет нехотя, — ворчит хозяин. — И злопамятный чертёнок. Недавно его отлупил, так он в отместку сделал лужу на ковре.
— Он грязнуля, каких поискать, — вторит ему хозяйка. — Не может даже аккуратно поесть. Вокруг миски всегда крошки — прямо устроил свинарник. Он самый невоспитанный пёс на свете.
— Не преувеличивайте, — говорю я. — По-моему, он неплохой парень. И главное — добросовестно охраняет вашу квартиру.
— Только поэтому и держим, — бурчат хозяева.
«Недалекие люди, — думаю я. — Они не стоят преданности Пузана, не достойны его любви». Кстати, хозяева зовут его Рэм, а я — Пузан. Моя кличка ему нравится больше, вне всякого сомнения.
ЗООПАРК МОЕГО ДЕДА
После войны наша семья жила в одной комнате и, когда отец с матерью возвращались с завода, их встречали трое полуголодных, успевших повздорить детей. Отец сильно уставал на работе, а за ужином ему приходилось выслушивать наши мелкие ссоры, заниматься примирением. Чтобы немного разрядить домашнюю атмосферу, отец решил отправить меня, как наиболее взбалмошного и истощённого, в деревню к родителям матери. Вдобавок отец преследовал и определённую цель — приучить меня к труду, но он совершил ошибку: забыл, что в деревне дед содержит зоопарк. Вернувшись в город, я заполонил нашу комнату полчищем всевозможных животных, и жизнь отцу стала совсем невмоготу.
Деревня лежала среди сосняка с пыльными просёлками, наполненными крепкими лесными настоями. Те приволжские земли были плодородными, и люди даже после войны жили, по понятиям горожан, богато: в садах дозревали фрукты, в огородах — овощи.
В доме деда — большой избе — все вещи были простыми и добротными. В сенях стояла лавка с вёдрами колодезной воды, бочка, таз, черпак, садовый и огородный инструмент, горшки, корзины. Середину избы занимала побелённая печь с набором кухонной утвари; в маленькой комнате за ситцевой занавеской стояли две кровати, застеленные покрывалами из разноцветных лоскутов; на кроватях лежали подушки с кружевными накидками. В большой комнате размещался старый буфет с фарфоровой посудой, отполированные временем стол и стулья, на подоконнике красовался медный самовар.
За домом находился сарай, к которому примыкала пристройка-мастерская, где дед ремонтировал инструмент и занимался гончарным делом. Дед слыл хорошим мастером, за его глиняными изделиями приезжали даже из соседних деревень. До сих пор так и вижу, как дед тщательно перемешивает глину в корыте, как крутит ногой круг и под его мокрыми узловатыми пальцами кусок глины пластично выгибается и вытягивается в прямо-таки глянцевый кувшин. Дед чуть изменит положение ладони, и кувшин на глазах оседает, превращаясь в широкий сосуд. Не останавливая вращения, дед помочит руку в ведре с водой и одним пальцем еле заметным движением придаст сосуду законченную форму горшка. Меня поражало, что за работой дед не делал ничего лишнего: каждое его движение было неторопливо, экономно, точно рассчитано, выверено опытом.