– Это папин, – объяснила она. – Когда я уезжала из Ленинграда в сентябре сорок первого, папа собрал мне в чемодан самые ценные издания. Боялся, что дом разбомбят и они сгорят…
– Да-а, у вас тут прямо пещера Аладдина!
Доцент любовно провел пальцем по корешкам.
Пауза затягивалась. Тина не знала, как себя вести. Предложить сесть? Но тогда нужно будет заводить беседу, а она понятия не имела, о чем кроме рабочих дел разговаривать с таким человеком, без пяти минут доктором наук.
Михаил Александрович пришел ей на помощь:
– Чаю у вас дают?
– Я кипячу чайник только поздно вечером, когда…
Тина стушевалась.
– Вас смущает суровая дама, что торчала в коридоре? «Эриния, в мраке бродящая вечном»? Она подвергает вас гонениям? Пустяки какие. Хотите я с ней поговорю? Попросту, по-фронтовому. Впредь будет как шелковая.
Он не только ученый, он еще и фронтовик, с благоговением подумала Тина. И вспомнила, как в редакции говорили, что Смысловский «хорошо воевал», имеет боевые награды.
– Пожалуйста, не надо! – замахала она руками. – Вы уйдете, а мне с ней потом жить.
– Ну, тогда вместо чая…
Он вынул из портфеля бутылку «кагора» и коробку настоящих шоколадных конфет.
– Что тут у вас по части емкостей?
Стал весело хозяйничать. Вынул из буфета хрустальные фужеры, которыми Тина последний раз пользовалась на новый пятидесятый год, еще с тетей. Правда пили они не вино, а лимонад. Ловко, двумя пальцами, сорвал золотистую крышечку, разлил порфировый напиток, поставил рядом два стула – очень близко друг к другу.
У Тины засосало под ложечкой. Она вспомнила еще один редакционный разговор, вернее обрывок разговора. Анна Львовна Эйдлис сказала Валечке Соколовой-Трегубовой, ведущему редактору латинского словаря: «Вы с этим вашим рецензентом поосторожней, милая. Мужчина он, конечно, интересный, но имеет репутацию селадона». Сказано было про Смысловского, про кого же еще! Не про второго же рецензента, профессора Лациса, которому сто лет в обед.
Неужели Михаил Александрович пришел не просто отдать паспорт, а… с намерениями?
Не может быть! Но бутылка, но шоколад… И мог ведь просто позвонить завтра в редакцию, не ехать вечером домой к малозначительной издательской сотруднице.
Тина вся одеревенела, а доцент распечатал конфеты, сунул ей в руку фужер.
– За что бы нам выпить?
Его взгляд упал на перекладной «Музыкальный календарь», лежавший на столе.
– «14 октября 1843 года впервые исполнен «Свадебный марш» Мендельсона», – прочитал Смысловский вслух. – Отличная годовщина. Нужно выпить за любовь.
Кавалерист какой, подумала Тина и нахмурилась. В битве упоительной, лавиною стремительной.