Старец поворачивается к вам.
– А скажи мне, пришлый человек, како у вас там на Сотонинщине ныне, чрез семьдесят лет? Чай так же погано? Что за царь царствует? Сильно ли злой?
– И здесь, Антон Маркович, мы с вами вновь переходим в жанр пьесы. Я спрашиваю за Деда-Столета, вы отвечаете. Так что вы ему скажете про нынешнее время?
– Что оно не лучше, чем в 1885 году, – ответил Клобуков. – Во многих отношениях даже хуже. Что царь, который правил до недавнего времени, был страшнее Петра и Ивана Грозного, истинный Антихрист. Погубил бессчетное количество живых душ, а остальные отравил ядом лжи и раболепства. Что самое ценное человеческое достояние – уровень мысли – за семьдесят лет не вырос, а опустился. Потому что всех мыслящих истребили, а новые на смену еще не выросли.
– Нешто так и не сыскалось пророка ли, праведника ли, некоего умудренного мужа, какой придумал бы на Анчихристово воинство управу?
– Тут не пророк нужен, – с убеждением произнес Антон, потому что много над этим думал. – Нужно, чтобы многие, очень многие захотели жить по-другому. Развитие чувства и мысли – вот что нужно. Достоинство. Пока в людях мало достоинства, они так и будут… ну, прислуживать Антихристу. Поэтому единственный путь – делать всё возможное, чтобы этого достоинства становилось больше… Не знаю, поймет меня Столет или нет…
– Неважно. Главное, что я поняла, – довольно молвила Мария Кондратьевна. – «Делать всё возможное». Превосходно. Ну и осталось самое-самое последнее.
Вы двое стоите над долиной. Наверху, в окружении хмурых туч, проталина ясного неба, внизу зелень хвойного леса.
Старец говорит:
– Чистая жизнь, коей мои чада под Божьим Оком живут, она простая. Потому и они все простые, немудреные. Аз же непрост есмь, ибо давно на свете обретаюсь. В ино время восхощу про непростое потолковать, а не с кем. С тех пор как чахотошный помер – он-от непрост был – семьдесят годов сам себя вопрошаю, сам себе отвечаю. Вот я чадам своим реку: Богу от человеков надо, чтобы они по заповедям жили. Не крали, не убивали, не творили прелюбы, не пожелали дома и жены ближнего. А что Господу истинно надобно, того аз не вем. Се из всего есть самая великая тайна. Думал ты о том иль нет? Ты муж умудренный, не мог ты про это не думать.
– Вот и ответьте Старцу, Антон Маркович. А я запишу, и на этом тестирование закончится.
– То есть вы хотите, чтобы я дал мою трактовку смысла жизни? – улыбнулся Клобуков. – Во времена нашего с вами гимназического детства это было модно. Потом, когда эпоха упростилась, вопрос был снят с общественной повестки. На него ответила Партия.