— Ого! А отчего же не помочь! Деньги, оно-то всем нужны. Ефимок-то дадите?
Я недоумённо посмотрел на Афанасия.
— Так это, боярин, ефимками они талеры называют, что прочеканены печатью московской. Своих у нас, окромя редких рублей, да копеек серебряных, почти-то и нет. Серебряных рудников Земля русская не имеет, потому и чеканить монету не из чего. Вот для торговли талеры немецкие и используют. То у нас уж лет двести, как заведено. Прямо беда с монетами.
— Понятно. Талеров у нас нет, реалами возьмёшь, гишпанскими?
— Так если серебро, то и наплевать, любыми возьму, хочь гишпанскими, хочь хранцузскими. Жаль, грошей и четвертаков ляшских у вас немае…
— Хорошо. — Запустив руку в кошель, я бросил купцу десять монет достоинством по два реала. Талеры у меня, всё же, были, но мало, их я не стал выставлять, потому, как монету испанскую всё равно менять надо будет, а то вся придуманная легенда — коту под хвост. В Риге, что смог, то поменял, товар за талеры распродал, что-то купил и на корабль, чтобы с собой много не волочь.
Купец, взяв в руки двадцать реалов, стал деловито осматривать монеты и пробовать их на зуб. Наконец, он удовлетворённо крякнул.
— Добрые монеты, настоящее серебро. Минька, где ты, оборванец. Седай за прилавок, торгуй, пока я делом другим буду занят. Дождавшись своего приказчика, разбитного с виду парнишку, он повёл нас к воеводе.
— Это вы хорошо придумали, что наняли меня. Я тут всех знаю, со всеми сведу. Но нужно делать всё через дьяка Филония. Он и в хоромы воеводские вхож, и деньгу любит, и посоветовать завсегда сможет Его держитесь. Человек он хоть и жадный, но слово своё держит. А вы боярин, так не с руки иноземца обманывать. Вы у нас редко когда бываете, отваживать ни в коем разе нельзя. Да, и зовут меня Акакий.
— Хорошо. Веди нас, Акакий.
Услышав имечко, я только махнул головой, усмехнувшись. Акакий — сын Каки, или Акакий — отец Каки. Смешно, ей Богу!
Купец и вправду повёл нас в сторону палат Приказа. Дойдя до места, он переговорил со стражей, сунув им мелкую деньгу, и провёл нас в чиновные палаты торгового приказа. Здесь нам было велено обождать, и мы с Афоней остались ждать. Я уселся в кресло, деревянное и грубое, а он остался стоять. Потому как невместно…
Торговец убежал искать дьяка. Думного или посольского, или приказа, хрен его знает, какого. Я же испанец, а не московит или лях, да и не литовец тоже. Не имею ни малейшего понятия. Судя по лицу Афони, он тоже кроме моря и своей деревни в Холмогорах ничего не видел. А может, не в Холмогорах, а в Архангельске, я уже и забыл, откуда он, а спрашивать не захотел.