Сначала и Эмелин, и Эллен весьма настороженно отнеслись к ней. Зато потом, когда поняли, что Мерседес не заинтересовалась холодным красавцем, перестали стесняться и сдерживать себя.
— А к тебе барон Пьер фон Врошек ещё не подходил?
— Подходил.
— И что говорил?
— Говорил, что очень приятно познакомиться с такой элегантной магессой, да ещё и столь сильным магом огня.
— Ммм, и всё?
— Нет, конечно. Он много рассказывал о своём небольшом поместье, а потом переключился на замок фон Крацлау и долго, и нудно объяснял, насколько замок большой и величественный.
— И всё?
— Да что ты заладила, Эмелина: «И всё! И всё!» — передразнила подругу высунутым языком Мерседес. — Я же тебе говорила, что не всё. Ты что, не знаешь, что большинство юношей рассказывают кучу небылиц, думая, что чем больше они их расскажут, тем сладостней на сердце будет у девицы.
Мерседес громко и забавно фыркнула, показав всё своё презрение к подобным мыслям. Обе девушки громко рассмеялись, одобряя Мерседес.
— Так вот, он начал рассказывать о замке, потом о владельце этого замка — престарелом герцоге. И когда я уже устала слушать бредни про охотничьих собак и породистых рысаках в конюшне, как Пьер фон Врошек вдруг переключился на рассказы о старшем сыне герцога.
Я даже не сразу сообразила, что речь шла обо всем нам известном Себастьяне. И такой он искусный маг, и такой мужественный, и сильный, и влиятельный, и могущественный. Прямо, ах! — Мерседес прижала ладошки к своим щекам и быстро-быстро захлопала ресницами. — Но при этом он очень гордый.
— И что?
— А ничего! Он что, думал, что я брошусь к ногам Себастьяна фон Крацлау и буду умолять его обратить своё гордое внимание на дочь средней руки графа? Вот ещё! — Мерседес фыркнула, как рассерженная кошка.
— Да, я всего лишь виконтесса сейчас, но мой жених — граф. Я буду графиней и без того, чтобы ползать на коленях перед наглецом (дети получали титул на ступень ниже родителя, если это только не старший сын).
— Ну, ты даёшь, Мерседес! Ты такая решительная! Ты такая смелая! Ты такая неразборчивая и глупая! — съязвила Эллен.
— Да, я такая! — гордо выпрямилась Мерседес. Потом до неё дошла последняя фраза, сказанная Эллен. — Что ты сказала?
Тут не выдержав, прыснула смехом Эмелина.
— Ой, я не могу, на коленях ползать, ой, не могу. Ну, ты и дура, Мерседес.
— Я дура?! — вспылила Мерседес.
— Нет, не ты, а та, которая всерьёз заявляет об очевидных вещах. Или ты думаешь, что и мы бы ползали на коленях перед этим напыщенным индюком?
— А?! О?! — Мерседес опешила от такой сильной отповеди.