— Начистоту скажу, Кадыр-ака… Пока школа не начнет работать по-настоящему, о жалованье для сторожа и думать нечего.
— У меня и сейчас нет никакого жалованья!
— А чайхана?
Кадыр-ака засмеялся так, что ему пришлось долго вытирать глаза.
— Разве это моя чайхана? Не моя!
— А чья?
— Кабула-караванщика. Я только служу работником у него и все жду: авось когда-нибудь рассчитается, если совесть есть. Что-то пока молчит его совесть. На школу больше надежды. Вот что я вам скажу. Если мы вам не поможем, как же школа заработает по-настоящему?
— Ну, Кадыр-ака, дорогой, я такого в первый день и ждать не мог!
— Уже вечер… Пора когда-нибудь и дождаться.
— Как вы назвали Кабула? Караванщиком? Почему это?
— Да он же у бая караванщиком был. Составлял караваны, водил их по самым дальним дорогам. Байские товары нагрузит и — айда! Торговлей ведал. Ну конечно, чем больше денег привозил, тем сильнее сближался с баем. Перед революцией совсем дружками стали! Нарходжабай нуждался в нем. А Кабул баю угождать умел, но и себя не забывал. Незаметно стал вторым богачом в нашем кишлаке. Мельницу купил и перестроил. Хваткий человек! Второе прозвище получил: Кабул-мельник. Но многие старожилы по привычке еще и сейчас зовут его караванщиком.
— Значит, Нарходжабай и он давно связаны и крепко?
— Еще как!
— Понятно. А живете где?
— В топливном сарае караванщика. На полу валяемся, как дрова. Ха-ха!
— Когда переселитесь ко мне? Я вам комнату дам.
— Хоть сегодня. Сейчас же!
— Договорились.
Кадыр-ака приложил руку к сердцу и бегом пустился со двора, а Масуд крикнул в спину ему:
— Керосин не забудьте!
Темнело довольно быстро. Пустое прозрачное небо затекало чернотой. И в этой черноте вспыхнули и задрожали поначалу бледные звезды, становясь все ярче.
Масуд вытер парты от пыли, перебрал книги и тетради, лежавшие в комнатах, на подоконниках. В одной комнате наткнулся на списки учеников, написанные двумя почерками. Абдулладжан и Абиджан… Они еще присутствовали здесь. Списки были сделаны на больших листах в полосочку, похоже, из какой-то старой бухгалтерской книги, над полосочками бежали крестики, отмечавшие посещение учениками школы. Бо́льшую часть крестиков поставил Абдулладжан, меньшую Абиджан… Он проучительствовал здесь совсем немного. Пальцев хватит дни пересчитать… И — камнем по голове, у реки. Кто? Кто?
Под списками сохранилась помятая тетрадка с данными об учениках. Слово-два о способностях, имена отцов. И опять — разные почерки… Масуд сел на краю веранды, где было светлее, еще раз разгладил тетрадку на коленях и задумался. Как относятся родители учеников к убийствам учителей? Говорил ли с ними Саттаров об этом? Вряд ли. Встретятся — не забыть спросить. Очень важно это выяснить. Важно, чтобы самые способные малыши не бросили школу. За ними потянутся остальные.