— Давайте, — бесцветным голосом сказал Путин и протянул вперед правую руку. Старик ловко откинул крышку шкатулки и медленно в полупоклоне подошел. Увиденное слегка разочаровало хозяина кабинета. Внутри шкатулки в углублении на белой ткани лежал небольшой ограненный прозрачный камень. Вопреки ожиданиям Владимира Владимировича он не сверкал, а был каким-то тусклым. Хотя это может быть, от пасмурного вечера и приглушенного света лампы на столе.
Путин тремя пальцами, щепотью, ухватил алмаз, перекатил его в ямку ладони, слегка сжал пальцы. Старик сделал шаг назад, упершись взглядом в колени Президента.
Владимир Владимирович опустил руку. Нахмурился. Вроде бы ничего особенного, только чувствуется легкая прохлада, словно серебряную зажигалку сжал в кулаке. Прошло еще несколько мгновений. У основания шеи возле позвонков возникла легкая ноющая боль, опоясывающая тело через подмышку к грудине. Это остеохондроз. Он хорошо знал его признаки по частым жалобам жены, иногда просившей среди ночи: «Володенька, потри вот здесь, вот-вот, пониже на шее, чуть правее к плечу от позвонков…». У самого Путина подобных болей никогда не было.
Прошло еще несколько секунд. Алмаз оставался на ощупь таким же холодным в сжатой ладони. Камень не брал тепло его тела. В предплечье возникла легкая боль. Такое ощущение, словно кто-то невидимый схватил грубыми пальцами под кожей мышцы, и тянет все сильнее и сильнее. Путин резко выдохнул, застонал. Рука немела, как после грубо проведенного борцовского приема с жестким захватом, чреватым переломом. Резкая боль толстой змеей поползла под ребра, в бедро, кольнула печень, проникла в пах.
Президент с усилием поднял руку и положил Камень в шкатулку, предупредительно протянутую вперед Хранителем. Старик попятился, по-прежнему не поднимая глаз, захлопнул крышку и застыл.
Владимир Владимирович повернулся, тяжко прошел к столу, прижимая онемевшую правую руку к боку. Неловко левой рукой нажал кнопку телефона, вызывая Суркова. Заворготделом возник в кабинете почти мгновенно и встал рядом с Хранителем, потупив глаза. Похоже, что и для него подобный исход дела не стал неожиданностью.
— Идите, — уронил в пространство только одно слово Президент, пряча невыносимую душевную боль в глубине глаз.
Терпеть любую, самую сильную физическую боль он умел. В Высшей школе КГБ СССР этому хорошо учили…
Владимир, сын советского академика и русской графини, еще позавчера — безродный сирота со случайным именем Евгений, энергично шагал по улицам делового центра Уфы. Его глаза светились, в теле чувствовалась скрытая энергия, будто на арбалете натянули тугую тетиву. Такое же чувство азарта и куража он чувствовал несколько лет назад, когда он вел журналистское расследование по фактам циничной беззаконной приватизации трех крупнейших в Европе нефтеперерабатывающих уфимских заводов и многолетнему «распилу» весомой доли республиканского бюджета несколькими «хозяевами» края с использованием «байконурского» оффшора. Владимир не подозревал тогда, что это дело для Госконтроля республики было «санкционировано» из Москвы, а его тайно прикрывали несколько оперативников группы «Вымпел», упредив два покушения на дотошного журналиста.