— Да, количество должно быть огромным, а кровь должна быть исходная, полученная от самой Тьмы, а не выращенная из семени, иначе ничего не получится.
— Моя, то есть, не подходит? Как же так, Костя! — Илья аж задохнулся от расстройства. — Чёрт! Не может быть! Ты уверен?!
— Абсолютно! Я целую неделю специально изучал этот вопрос, так что да — нужна исходная, я уверен.
— Ладно, понял, но что значит — огромное количество, ты можешь говорить конкретнее?
Сын посмотрел на него таким взглядом, что Илья оторопел: словно столетний старик из глаз юноши выглянул, а потом Костя моргнул и сказал:
— Вся чёрная кровь Кафтырёва.
* * *
Поднимаясь в свой кабинет, Илья чувствовал, что от этого заявления сына у него и теперь волосы дыбом встают, а тогда… Десятов-старший даже не мог сейчас точно вспомнить, что он ответил Косте, сумасшедшим, кажется, обозвал, причём в гораздо более грубой, матерной формулировке, но тот вроде даже не обиделся. Сказал, что ждал подобной реакции и знает, как они с Лявис трясутся от одного взгляда этого козла чернокрового. А затем, с усмешечкой своей нахальной, заявил, что он, мол, всё отлично продумал, и теперь надо только Анну на свою сторону переманить. И он думает, это будет нетрудно, ибо у нее тоже есть исходная, полученная от самой тьмы, чёрная кровь и нужные амбиции. «Они ведь с Кафтырёвым вдвоём семена сеют, верно?»
Илья мог на это только молча кивнуть — он был в шоке! Ведь ещё на рассвете он думал, что должен увезти Костю подальше, в глушь, в деревню, в Тмутаракань! Приехал уговорить спрятаться от Старшего, от посева, неизвестно чем чреватого для будущей «лампочки», от расправы! Ну не мог же он позволить убить собственного сына? И тут вдруг — ба-бах! — беспомощный мальчик вдруг открылся с совершенно иной, поразительной стороны.
«Мне надо с Лявис встретиться и чем скорее, тем лучше, устрой мне это!» — потребовал Костя таким тоном, что за живое задело. Илья разозлился, ответил грубо, хотел от сына уважения! А тот, засранец, велел тогда выбирать: он или Кафтырёв, и как только посмел такое у отца спрашивать, вспоминать противно… Тем более что и сам всё в голове родителя видел, так нет же, ему надо, чтобы вслух, глядя в глаза, — садист мелкий!
В общем, с Анной Илья в тот же день договорился: она как раз в городе была и, заинтригованная его намёками, согласилась пересечься в кафе. Он сразу сыну эсэмэску послал, а тот минут через пятнадцать позвонил и попросил отца на улице, рядом с этим кафе, с ним встретиться. Заняли они незаметную позицию неподалёку от входной двери, дожидаясь, когда Лявис явится. И как только это случилось, сын издали уставился на неё и скоро расплылся в довольной улыбке: «Всё даже лучше, чем я думал!» И объяснил потом, что у Анны тоже есть возможность стать Старшей, и она знает, чувствует это. «Задача упрощается!» — заявил он и попросил отца только представить его Лявис и кратко обрисовать ситуацию, что он, мол, на стороне сына, а затем сразу же удалиться, хотел беседовать с ней наедине. И так побеседовал, что она, похоже, втрескалась в него, как девчонка малолетняя, и на всё стала согласная. Да, умел Костя людей убеждать, даже тех, у кого защита от прямого вмешательства. Всех на свой план подписаться заставил, бесконтактно влиял: на него, на Лявис, даже на Кафтырёва!