Летом 1505 года в Москву свезли 500 дворянских девиц, и Василий остановил свой выбор на Соломониде Сабуровой, дочери окольничего Василия. Брак оказался бездетным, и по праву старшинства престол должен был перейти к следующему сыну Ивана III, Юрию. Разумеется, это грозило новыми перестановками в верхах. Знать беспокоилась, и в 1523 г. Василий и его бояре стали думать о разводе. Как это тогда водилось, вину за бездетность возлагали только на женщину, хотя, учитывая долгое воздержание Василия от брака, больше оснований подозревать в неплодии как раз его. Духовенство высказалось против развода: он противоречил московским традициям. Пришлось обвинить Соломониду в колдовстве. В ноябре 1525 г. был начат розыск. Собственный брат Соломониды дал показания, что великая княгиня держала у себя бабку-ворожею и прыскала водой «порты» мужа, чтобы вернуть его любовь. Отсюда ясно, что муж пренебрегал исполнением супружеского долга. Однако виновную в колдовстве после двадцати лет супружества насильно постригли в монахини.
Сорокашестилетний государь женился на дочери литовского выходца, покойного князя Глинского, Елене, и при этом сбрил бороду — первым из русских государей. Княжна была сиротой, а дядя ее, известный политический авантюрист, родом из Литвы, находился в заключении по обвинению в государственной измене. Так что не влиятельность рода привлекла монарха, а, видимо, красота молодой невесты. Но и в этом браке детей долго не было. Сын Иван (в будущем Иван Грозный) родился в августе 1530 г., т. е. через пять лет после бракосочетания. Поскольку противозачаточных средств тогда не существовало, да и надобности в них у государя не было, долгая оттяжка зачатия носит странный характер. Ходили слухи, что Василий настолько не любил женщин и настолько был привержен к муж чинам, что при его сношении с женой к ним должен был присоединяться обнаженный сотник, чтобы супруг мог реализовать соитие (Карлинский 1991). Супруга этому противилась, но не из моральных соображений, а из опасения, что если это узнают, то на ребенка может
пасть подозрение, что он не царский сын. Некоторые так и считали, что роль этого (или другого) помощника в оплодотворении супруги была куда более значительной, чем простое присутствие. В Москве шептались, что настоящим отцом ребенка был не великий князь Василий III, а конюший (в России один из высших чинов) князь Иван Федорович Овчина-Оболенский, после смерти Василия ставший фаворитом великой княгини и фактическим правителем Московского государства. Ясно, что Василий III был не очень расположен следовать призывам старца Филофея, Максима Грека и митрополита Даниила.