Отец и сын, или Мир без границ (Либерман) - страница 25

Вскоре мы уехали с дачи. Между вокзалом и нашим городским домом была длинная трамвайная остановка. Мы – Женя, Ника и я – почти всю ее прошли пешком. Я удивлялся: неужели никто не замечает, что я веду такого большого, умного и красивого мальчика, а нагруженная скарбом коляска едет рядом? Но народ торопился по своим делам. Шумный город – это боковая деревенская улица с копошащейся на ней детворой. Как я гордился Женей! Я и впоследствии всегда гордился им, кроме тех случаев, когда он делал очевидные и непоправимые глупости.

С апреля 1974 до мая 1975 года мы жили на старых местах: Ленинград, дача и снова Ленинград. Наш дальнейший путь лежал в Вену, Рим (вернее, Остию Лидо, под Римом) – два временных приюта советских эмигрантов по дороге в Америку – и дальше в Соединенные Штаты. На последней странице этой главы мы сядем в самолет и оставим Россию навсегда, хотя после развала Союза и я, и Женя побывали в связи с разными делами как в переименованном Ленинграде, так и в Москве.

Рядом с маленьким Женей я превратился в профессионального сказителя. Когда бы он ни проснулся (обычно около шести), надо было заполнить время, пока из нижней квартиры не придет дедушка с тремя мисочками. По вечерам для развлечения могло хватить ограниченного репертуара. Например (Жене год и четыре месяца), мы перед сном садились на диван, брали с собой медведя и красного льва и беседовали на темы того, что Ника называла пищеблоком, или о каких-нибудь других режимных моментах. К этим темам можно было обращаться в любое время суток. Иногда он поднимал льва над головой и говорил, хвастаясь, нечто похожее на «О!». Тогда я поднимал медведя и тоже говорил «О!» – имея в виду, что и я не лыком шит. Однако Женя и не думал сдаваться, и все повторялось сначала. Некоторые турниры заканчивались только после шестого раунда. Когда Женя чего-то не понимал, он морщил лоб, мучительно думал, и в глазах у него появлялось недетское выражение.