Назавтра раздавалось неизменное: «Покажи мне дяди-Генины конфеты». Мы любовались ими, иногда трогали и клали назад. Но как-то раз он выпросил у меня эти три (не уничтоженные постепенно) злосчастные конфеты («немного поиграть с ними»). Он перебирал и гладил их, а я ушел в ванную. И вдруг вбежал Женя в экстазе с развернутыми конфетами (одна в руке, вторая у зубов, но не во рту) и закричал: «Конфеты, конфеты – развернул!» Я изобразил отчаяние: «Развернул! Теперь Найда их не станет есть!» – и выбросил как утратившие ценность. Жене было два с половиной года.
Иногда, как поведано выше, ради «премии» я шел навстречу бабушке и допускал ложку-другую варенья. «Что с ребенком случится, если он один раз съест домашнего варенья?» – спрашивала она. Скорее всего, ничего бы и не случилось, но нас пугал неумеренный Женин аппетит (вот уж поистине всепоглощающая страсть). К тому же теща очень хорошо пекла. «Опять пирог?» – удивлялся я. «Из остатков теста», – смущенно отвечала она. Все же пироги до Жени почти никогда не добирались. Легче удавалось расправляться с шоколадом и шоколадными конфетами в красивых обертках (их нам тоже дарили). Раз и навсегда было установлено, что шоколад не едят: им только красят машины, в чем любого мог убедить пример «Волги» шоколадного цвета. Подарки складывались до того дня, когда у нас будет своя машина и они смогут быть использованы по назначению.
Я не выносил хватания кусков в неурочное время. По соседству с нашей дачей жили три незамужние сестры. По слухам, у одной из них когда-то был жених, но старшие сестры – очень страшная и просто страшная – его не одобрили, и, к их радости, брак не состоялся. Теперь они жили вместе и с утра до ночи возделывали свой сад, чтобы зимой кормиться плодами собственного урожая; они даже делали ликер из лепестков шиповника. Тетушки отличались выдающейся скупостью и за всю жизнь никому не срезали самого маленького цветка и не предложили самого захудалого яблочка. Детей у них по понятным причинам не было, но свои педагогические взгляды они выработали и привели в стройную систему.
Меня они осуждали за то, что я не разрешал Жене есть конфеты («Детей обязательно надо немножко баловать» – тезис, с которым я полностью согласен: кто же когда-нибудь будет их баловать, кроме родителей и ближайшего окружения?) и не давал ему свободы, а везде водил за руку (тут они точно попали пальцем в небо: без руки Женя жалобно говорил: «Боюсь», – и не соглашался сделать ни шага).
И случилось так, что мы в очередной раз проходили мимо их дома и спешили на обед, то есть в соответствии с передовой педагогикой имели цель впереди и четко очерченную ближнюю (крайне соблазнительную) перспективу. Вдруг какая-то из сестер (я их путал, так что не уверен которая) вышла за калитку и заявила: «Женя, я хочу угостить тебя горохом».