Я, силой заставляя свой несчастный мозг работать и не поддаваться никаким снотворным и наркотическим средствам, старалась очнуться, чтобы поговорить нормально. Наверное, делала это зря, потому что дозы только увеличивали. Иногда, лежа уже совсем без сил, я слышала, как медсестры жаловались одна другой, что меня не валит с ног даже смертельная доза наркотика:
– Вот это сила воли! Дура, умрет ведь!
– Какая теперь разница. После того, что она получила, лучше умереть, потому что мозг такого не выдержит.
Приходя в себя, я плакала и просила позвонить маме, чтобы та забрала меня в Лондон…
А однажды, открыв глаза, вдруг увидела Ларри. В первую минуту не поверила и зажмурилась снова. Просто постепенно поняла, что чем меньше сопротивляюсь, тем меньше мне колют наркотиков, то есть если изображать сон или вялую полудрему, то могут почти оставить в покое.
Ларри так Ларри… хотя этого быть не могло. Значит, я все же окончательно свихнулась… Я лежала и тихо плакала, было все равно, если меня все бросили и позволяют медсестрам колоть слоновьи дозы наркотиков, то какая разница… Даже оглушенная, я понимала, что мне не выкарабкаться, просто потому, что будет лекарственное отравление организма.
Это действительно оказался Ларри, но он приехал не спасти меня, а забрать подальше от свидетелей в клинику доктора Фрейденберга, чтобы там подвергнуть жестокому лечению ЭКТ, но сначала погрузить в сон на целый месяц. Неужели некому было сказать, что мне достаточно просто пожить в спокойной обстановке и что месяц накачивания снотворным убьет если не меня саму, то мой мозг?
Перелет и начальное пребывание в клинике я не помню…
Хватит врать! Все я помню! Есть те, кого не берут даже сильные препараты, а если и оглушают, то на время, при этом слух остается, только все становится тягучим и замедленным. Временами я все же проваливалась в небытие, даже слух пропадал, но чаще все же сознавала, что происходит, снотворное лишало возможности двигаться, но не соображать.
Я умоляла забрать меня домой!
– Ларри, просто привези меня в Лондон, там я справлюсь со всем сама. Прошу тебя, обо всем поговорим потом, только забери меня отсюда. Здесь меня отравят…
Но тебе было нужно иное, иначе к чему разыгрывать дурацкую сцену даже не ревности, а какого-то спектакля:
– Ты любишь Питера?
В тот момент я могла сказать, что люблю хоть самого Гитлера, только бы ты вытащил меня из кошмара, в который я попала.
– Финча? Да, люблю. Я всех люблю…
– Всех? Детка, это многовато… Какого же черта его здесь нет? И к чему тебе тогда муж?
– Ларри, умоляю, скажи, чтобы мне больше не кололи снотворное и наркотики, а еще, чтобы не обкладывали льдом, у меня уже кашель… Забери меня в Лондон…