– Белки, – успокаивает их Салли. – Ишь, развелись на чердаке.
Но стук не прекращается, ветер тоже, а жара все продолжает нарастать. Наконец, к полуночи, все вокруг стихает. Наконец-то люди могут уснуть. Салли – одна из немногих, кто еще не ложился. Ей еще колдовать над яблочным тортом по особому рецепту – с добавлением черного перца и мускатного ореха, – который она сохранит в морозилке до Четвертого июля, когда весь квартал собирается на праздник. Но в конце концов засыпает и Салли, невзирая на погоду; вытягивается под прохладной белой простыней, оставив окна открытыми, так что в них задувает ветерок и гуляет по комнате. Умолкли первые в этом году сверчки, расселись по кустам воробьи под защитой веток, слишком непрочных для кошачьей тяжести. И едва только людям начинают сниться свежескошенное сено, пирог с черникой и лев, мирно полеживающий рядом с ягненком, как вокруг луны появляется кольцо.
Сияние вокруг луны – это всегда знак перелома: то ли погода переменится, то ли заболеешь, то ли наступит полоса упорного невезенья. Но если кольцо двойное, все перекрученное, перепутанное, как взбаламученная радуга или любовные отношения, в которых все пошло вкривь и вкось, – тогда можно ждать чего угодно. В такое время разумнее не подходить к телефону. Люди с понятием предусмотрительно закроют наглухо окна, они запрут все двери и не позволят себе поцеловаться со своей милой поверх садовой калитки или погладить приблудную собаку. Беда, в конце концов, сродни любви – нагрянет без предупреждения, и не успеешь оглядеться, опомниться, как подчинит себе все.
В вышине, над крышами домов, кольцо уже пошло свиваться вокруг себя, подобное световой змее неведомых возможностей, переплетаясь двойной петлей, стянутой силой тяготения. Если б народ не спал, то можно было бы, выглянув в окно, полюбоваться красотой светового кольца, но люди спали безмятежным сном, оставив незамеченными и луну, и наступившее затишье, а также «олдсмобиль», который уже свернул к дому Салли Оуэнс и останавливается возле «хонды», купленной Салли два года назад на смену древнему микроавтобусу, полученному от тетушек. Женщине в такую ночь не составит труда вылезти из машины так тихо, что никто из соседей не услышит. Когда в июне стоит такая жара, когда так тяжко нависает чернильное небо, стук в дверь, забранную проволочной сеткой, не разнесется по окрестности. Он канет в твои сны, подобно камню, брошенному в воду, и ты проснешься в панике, задыхаясь от бешеного сердцебиения.
Салли садится в постели, твердо зная, что не должна трогаться с места. Она опять видела во сне лебедей, смотрела, как они снимаются с воды. Одиннадцать лет она вела образцовую жизнь, была добросовестна и надежна, сердечна и рассудительна, но это не значит, что ей трудно распознать серный въедливый запах беды. Это она сейчас там, за дверью, – беда, в чистом и неразбавленном виде. Взывает к ней, как ночная бабочка, что бьется об оконную сетку, и Салли просто не в силах противиться. Она натягивает джинсы, белую футболку и собирает свои темные волосы в конский хвост. Она еще будет клясть себя за это, можно не сомневаться. Будет недоумевать, зачем ей поддаваться этому зуду, что находит на нее, этой тяге во что бы то ни стало все поправить.