– Почему было просто не ответить «да» или «нет»?
Антония шумно сморкается в белый передник.
– Да.
– Оно и видно, – говорит ей Скотт. – Вполне созрела для психушки.
– Я думала, что люблю одного человека, – объясняет Антония. Из глаз ее все еще текут слезы.
– Любовь, – произносит Скотт презрительно. Он с отвращением крутит головой. – Любовь стоит лишь того, к чему она сводится, и только.
Антония перестает плакать и поднимает на него глаза.
– Точно, – соглашается она.
В Гарварде Скотт был потрясен открытием, что есть, оказывается, сотни, если не тысячи таких же умников, как он. Столько лет все давалось ему играючи, без затрат и десятой доли его умственных способностей – теперь же пришлось вкалывать не за страх, а за совесть. Весь год он был так занят, доказывая в условиях жесткой конкуренции, на что способен, что на повседневные дела не оставалось времени, – такие мелочи, как завтрак или поход к парикмахеру, были забыты, следствием чего явились потеря веса на девять килограммов и отросшие до плеч космы, которые босс велит ему подвязывать кожаным шнурком, чтобы не отталкивал своим видом посетителей.
Антония вглядывается в него пристальней и обнаруживает, что Скотт стал совсем другим и одновременно остался прежним. Снаружи, на парковке, напарник Скотта по временной работе, у которого за двадцать лет езды с посылками по этому маршруту ни разу не было помощника с такими показателями по уровню интеллекта, нетерпеливо налегает на клаксон.
– Работа, – с сожалением говорит Скотт. – Радости мало, зато деньги платят.
Это решает дело. Когда он идет забирать тележку, Антония его провожает. Щеки у нее горят, хотя в кафе включен кондиционер.
– На той неделе увидимся, – предупреждает Скотт. – У вас тут сливочный сироп на исходе.
– Мог бы и пораньше заглянуть, – говорит ему Антония.
Хандра хандрой, но кое-что из прежнего она не забыла, несмотря на все переживания по поводу тети Джиллиан с мистером Фраем.
– А что, мог бы, – соглашается Скотт, направляясь к автофургону с убеждением, что Антония Оуэнс, как выяснилось, куда умнее, чем можно было предположить.
В этот вечер Антония возвращается домой с работы бегом. Она внезапно полна энергии, заряжена ею до краев. У поворота на свою улицу ее встречает благоухание сирени, и ей смешно, что люди могут так глупо реагировать на причуды растения, которому вздумалось цвести не вовремя. Правда, те, что живут по соседству, уже привыкли к невиданным размерам этих цветов. Они больше не замечают, что в иные дни вся улица часами гудит от жужжанья пчел и воздух пронизан сиреневым сладким маревом. Однако есть люди, которые являются сюда вновь и вновь. Есть женщины, которые стоят на тротуаре, и вид цветущей сирени без всякой, казалось бы, причины трогает их до слез, – у других, впрочем, есть все причины не просто плакать, а рыдать в голос, хотя, если их спросишь, они в том никогда не признаются.