Но в это утро несчастливая хмарь, наползающая из сада, действует с особой силой. Мало того, что Салли обнаружила свою пропажу, бриллиантовые сережки, подаренные ей к свадьбе, в кармане пиджака у Джиллиан, так вдобавок и Джиллиан увидела, что чек с ее зарплатой из «Гамбургеров» изорван на мелкие кусочки и рассыпан по кружевной салфетке на кофейном столике.
Молчанию, которое Салли и Джиллиан хранили после обеда в честь дня рождения Кайли, когда обе в ярости и отчаянии надолго стиснули губы, – этому молчанию пришел конец. Все время, покуда сестры не разговаривали друг с другом, у обеих случались приступы мигрени. Обе ходили с кислой миной и опухшими глазами, и обе похудели, так как предпочитают обходиться без завтрака, лишь бы не сталкиваться нос к носу с утра пораньше. Но когда две сестры живут под общей крышей, долго избегать друг друга невозможно. Все равно рано или поздно не выдержат и сцепятся, что им и следовало сделать с самого начала. Чем разрешается бессильная злоба, когда уже накипело, предсказать нетрудно: дети будут толкаться и дергать друг друга за волосы, подростки обзываться как можно обиднее, а после – в рев, ну а взрослые женщины, к тому же сестры, наговорят друг другу таких жестоких слов, что каждый слог в них ужалит, как змея, – частенько, правда, когда слова уже сказаны, такая змея рада была бы свернуться в кольцо и заткнуть себе рот собственным хвостом.
– А ты, поганка, еще и на руку нечиста, – говорит Салли сестре, когда та бредет на кухню в поисках кофе.
– Ах так? – отвечает Джиллиан. Она более чем готова к схватке. Она держит на ладони обрывки чека и сыплет их на пол, точно конфетти. – Значит, это мы только с виду такое совершенство, а копни глубже – первостатейная стерва?
– Ну всё, – говорит Салли. – Я хочу, чтобы духу твоего здесь не было! Хочу этого с первой же минуты, как ты объявилась. Я тебя не звала. И не просила остаться. Ты сама хапаешь, что тебе надо, у тебя так заведено с колыбели!
– Да я только и мечтаю, как бы унести отсюда ноги! Секунды считаю! Только это произошло бы скорее, если б ты не рвала мои чеки!
– Слушай, если ты крадешь у меня серьги из-за того, что тебе не хватает на отъезд, – тогда ладно. Пусть. – Она разжимает кулак, и бриллиантовые сережки падают на кухонный стол. – Только не воображай, что я ничего не вижу!
– Господи, на кой они мне сдались? Ты что, совсем не соображаешь? Тетки их потому тебе и подарили, что больше никто не станет носить такое уродство!
– Катись ты на хрен! – говорит Салли. Слова срываются у нее с языка легко и естественно, хотя, если честно, она не помнит, чтобы хоть раз до этого вслух выругалась в стенах собственного дома.