Варек приподнимает бровь на мое поведение, но ничего не комментирует, включая воду в душе. Как только пар заполняет комнату, он берет меня за руку и ведет внутрь через стеклянную дверь. Мурашки пробегают по телу, когда я привыкаю к воде и его близости. Мы не были близки уже несколько дней, но мне кажется, что прошли недели. Интересно, волнует ли это его? Я украдкой смотрю на его член, и тот словно приветствует меня.
Ну, хоть какая-то его часть приветствует.
Варек просовывает руку под автоматический дозатор и намыливает мыло, а затем втирает его в мои волосы. Я издаю тихий стон удовольствия от его прикосновений. До этого момента он ни разу не пытался принять ванну вместе со мной, и я никогда не думала, как это может быть приятно. Постепенно напряжение исчезает, и я расслабляюсь под мягким давлением его пальцев. Я определенно могу привыкнуть к этому.
Варек моет меня всю, мои щеки пылают, когда он уделяет особое внимание груди и половым губкам. Я извиваюсь под его ласками, когда расслабленность сменяется желанием. Не знаю, специально ли он меня соблазняет, но тело не видит разницы. Расцветают возбуждение, и дыхание становится прерывистым.
Я судорожно сглатываю, когда Варек упирается руками в кафельную стену по обе стороны от меня. Теплая вода брызгает на нас обоих, и капельки стекают по твердым мышцам его тела. Очень трудно на них не смотреть.
— Я думал, что того, что ты рядом, достаточно, Лия, — говорит он, опустив голову. — Но понял, что хочу не только твое тело, но и знать, о чем ты думаешь. Последние три дня стали для меня пыткой, и я привел твою подругу, надеясь, что она поможет, но ты делишься с ней своими улыбками и смехом. — Он смотрит на меня пронизывающим взглядом обсидиановых глаз. — Но я тоже их хочу. Они нужны мне, намори.
Варек может не любить меня так, как я его, но, возможно, Морган права, и однажды так и будет. Если судить по его словам, он движется в этом направлении. Это дает мне надежду. Любовь между нами кажется хрупкой, и хотя мне так хочется обнять его, я сдерживаюсь. Беспокоюсь, что он будет сторониться любого проявления эмоций.
— Ты должен понять, как радикально изменилась моя жизнь с тех пор, как встретила тебя, — тихо говорю я. — Все, что знаю, все права на свободу, которыми я обладаю, были отняты, и единственная, кто постоянно рядом, — это Морган. Она поддерживала меня во всех тяжелых событиях последних пяти лет, и она — моя единственная семья.
От моего заявления он недовольно поджимает губы, но я продолжаю, несмотря на его гнев. Он должен услышать правду.