— Хороший знакомый? — с интересом спросил Кречетов, записывая имя убитого в блокнот.
— Век бы не знать, — вздохнул Никита Степанович. — Весной брал его на браконьерке. С приятелем лося завалили. На кураже и в меня стрельнул, паскуда. Хорошо, руки дрожали, не попал. Я его тогда за хулиганку на пятнадцать суток закрыл.
— На пятнадцать суток за стрельбу в полицейского? — покачал головой Кречетов. — Добрый ты, Николай Степанович.
— Пожалел дурака, — вдохнул участковый. — А оно, видишь, как обернулось.
Кречетов обошёл тело и, не увидев больше ничего примечательного, махнул санитарам. Те заметно оживились и, разложив носилки вдоль трупа, ловко перевернули на них убитого. Николай Степанович перекрестился, последний раз глянув на застывшее оскаленное лицо знакомца.
Когда тело унесли, Кречетов спустился с крутого берега на узкий песчаный пляж. Мягкий песок повсюду был утоптан десятками ног. Нечего было и думать о том, чтобы выделить среди этого калейдоскопа следы убийцы.
Среди мусора тоже не обнаружилось ничего интересного: пивные банки и конфетные фантики.
Однако, немного дальше, под чахлым ракитником, Кречетов заметил чёткий прямоугольник. Книга? Следователь подошёл к ракитнику. Так и есть, книга. Точнее, книжка — тонкая, в мягкой обложке, по виду из тех, что берут почитать в электричке. Книжка лежала «ничком», являя миру лишь заднюю обложку с каким-то четверостишием.
— Алексей Иванович, — крикнул он Оськину. — Приобщи к делу.
— Книжку, должно, наши обронили, — подал сверху голос участковый.
— Кто это «ваши»? Здесь ещё кто-то был?
— Да молодежь из дворца, товарищ следователь, место-то намоленное, кто тут только ни пасётся.
— На заметку-то взял эту намоленную молодёжь? — поинтересовался Кречетов, наблюдая как Оськин по всем правилам упаковывает вещдок в мешок. Жестом попросил перевернуть к нему лицом. «Мэрил Джет. Пурпурная сталь» — гласила надпись на суровой серой обложке. Ну, с Мэрил с этим разобраться будет несложно, подумал Кречетов.
Он снова вернулся на песок, цепким глазом оглядывая теперь самую его кромку там, где мелкая волна лениво накатывала на берег. Вот оно! На самом краю пляжа, точно длинный ножевой шрам, виднелся лодочный след.
Рядом с ним, глубоко отпечатавшись в мокром песке, зиял оттиск сапога.
— Николай Степанович, глянь-ка сюда, — позвал он участкового.
Дождавшись, пока тот спустится к пляжу, показал на след, спросил:
— Лодок на пруду много?
— То не лодка, то ялик, — глядя на песок, определил участковый. — На таких наши постояльцы катаются.
— Постояльцы?
— Тут, в имении, каждое лето чеховский фестиваль проходит, — пояснил Никита Степанович. — По мне, так чистый вертеп. Неделю, а то и больше, писатели да художники куролесят. От этих всего ожидать можно. Чистые бесы. Третьего дня ночью на селе колядки устроили. Пели, декламировали за самогонку. Еле утихомирил.