— Либо не захотел делиться добычей, — вставил свою версию Оськин.
— Какой добычей? — повернулся к нему Кочетов.
— Графским кладом, конечно, — дёрнул плечами Оськин.
— И вы туда же, Алексей Иванович, — поморщился Кречетов. — Вы ещё про привидение вспомните.
Он тяжело вдохнул. Весь его опыт и разум протестовали против древних кладов и бродячих приведений. И всё-таки было что-то в ночном убийстве неправильное, непонятное.
— Вот что, — сказал он, наконец, — гражданина Стрельникова к нам в сизо. Алексей Иванович, поезжайте с ним. У подозреваемого взять кровь на наличие снотворных препаратов.
— За что, начальник? — вскинулся подозреваемый. — Мамой клянусь, не трогал Кота!
— Давай клешни, Колюня, — вздохнул участковый, доставая наручники.
Когда Стрельникова увели к машине, молчавший весь допрос Дольский заговорил:
— Зря вы, товарищ следователь, отмахнулись от идеи с кладом, — сказал он мягким извиняющимся голосом. — Я и сам в него не очень-то верю, но вот, посмотрите-ка сей документ.
Дольский пересёк кабинет и, сев за стол, раскрыл лежащую на столе папку.
— Что это? — спросил Кречетов, разглядывая протянутый ему лист.
— Копия письма, в котором есть перечень ценностей.
Кречетов бегло прочёл письмо и невольно задержался на списке сокровищ. Деловито составленный документ производил впечатление. Следователель с новым интересом посмотрел на хозяина кабинета.
— Как давно это письмо у вас и кто о нём знает? — спросил Кречетов, доставая блокнот.
— Несколько дней назад его передал нам Луи Кастор вместе с упомянутой в тексте картиной, — охотно пояснил Дольский.
— Иностранец?
— Француз. Потомок рода Бобрищевых.
— Кроме вас и француза, кто знал о письме? — повторил вопрос Кречетов.
Дольский немного подумал, шевеля губами, и начал загибать пальцы:
— Кроме вашего покорного слуги, Громов Илья Евгеньевич, ему по долгу службы положено, как министерскому представителю, ещё Даша Дольская, моя внучка — ну, она у меня всегда в курсе всего, маленькая хозяйка большого дома… Да и всё, пожалуй, насколько помню. Хотя, наверняка, знают и другие. Мы, ведь, из письма-то тайны не делали. Напротив, хотели в день закрытия фестиваля приобщить его к экспозиции музея. Вы поймите: это же большая ценность. Можно сказать, реликвия. После войны и революции мало осталось письменных документов, связанных с хозяевами усадьбы.
— В письме упоминается связь картины с местом, где, якобы, спрятан клад. — произнёс Кречетов, делая очередную пометку в блокноте. — Можно ли на неё посмотреть?
— Конечно, конечно, — заверил Дольский, поднимаясь из-за стола. — Картина в фойе. Пойдёмте, я покажу.