Кречетов снова покосился на особняк, но внутреннего смысла, хотя бы отдалённо напоминающего подсолнух, не уловил.
— А вы, должно быть, следователь? Насчёт убийства? — спросил живописец, нанося очередной точный мазок.
— Что, так заметно?
— Знаете, у нас с вами похожие профессии.
— Неужели?
— Вы тоже пытаетесь найти в людях и событиях внутренний скрытый смысл. Только вытаскивать на свет божий вам приходится всё больше мерзкое и тёмное. Оттого и аура у вас яркая, но однотонная.
— Вот как? — усмехнулся Кречетов, немного уязвлённый своей однотонностью. — А какая же аура у вас?
— Представьте, я тоже однотонен, — признался художник. — Утешает лишь название цвета: «бёдра разбуженной нимфы». Да, да, представьте себе, есть и такой. Что-то близкое к беж и слоновой кости. А вот, скажем, у Аркаши Апашина, вон он, в своём дурацком халате, — художник ткнул кистью в фигурку, согнувшуюся за соседним мольбертом. — Вот у него в ауре сплошной ультрафиолет.
— Это почему же?
— Гений, — просто ответил живописец. — Исписавшийся, испившийся, но всё-таки гений.
Кречетов более внимательно взглянул на обладателя ультрафиолета. Голова гения была обмотана бинтом, и сияния над ней не наблюдалось.
— Чем это его так? — спросил Кречетов.
— Битой городошной, — неохотно пояснил живописец. — Поспорили мы с Аркашей насчёт картины, ну той, что француз привёз. Вы её, должно быть, видели: в фойе на стене висит.
— Уже не висит, — сказал Кречетов. — Украли её.
Кречетов внимательно посмотрел на художника, пытаясь определить, какую реакцию вызовет эта новость. Кисть в руке живописца замерла, и он с искренним непониманием уставился на говорящего.
— Господи, кому эта мазня понадобилась?
— Мазня?
— Именно так, — подтвердил художник. — Пруд, травка и две берёзки. Такое любая школьница намалюет.
— И всё же её украли, — произнёс Кречетов, разочарованный вялой реакцией живописца. — Может быть, было в ней что-то особенное?
— Особенное? — задумчиво повторил художник. — Разве что тени.
— Тени?
— Да, тени от берёз были нарисованы неправильно. Посторонний взгляд не заметит, а художники такие мелочи видят сразу.
— Так-так, и что там было с тенями? — быстро спросил Кречетов.
— Написаны были против солнца. Нормальная тень ложится по солнцу, а у этих берёз всё наоборот — навстречу. Эдакая причуда автора. Из-за этих теней мы с Аркашенькой и повздорили.
— И куда же падали тени?
— Тени падали на воду, если не ошибаюсь, — пожал плечами художник.
— На воду, — повторил Кречетов и, раскланявшись с живописцем, продолжил прерванный путь.
Итак, картину украли не случайно. Странные тени, скорее всего, были ключом. Если тени, по словам художника, падали на воду, скорее всего, это и был ориентир. Обуреваемый нехорошим предчувствием, Кречетов прибавил шагу.