Голос Леголаса, перешедший было в трагический шёпот, окреп, возвысился и он продолжил:
— Горы Дортониона и Эред — Ветрин сдержали натиск огненных потоков, но леса на обращенных к Ангбанду склонах выгорели, а дым затуманил зрение защитников. Так началась четвертая из великих битв — Битва Внезапного Пламени.
Впереди огня шел Глаурунг Золотой, пращур драконов, во всей своей мощи, а за ним следовали балроги, и по их следам катились волны орков, и было их больше, чем доселе видели или представить себе могли нолдоры.
Все чёрные силы Моргота обрушились тогда на укрепления Нолдора. Сыновья Финарфина, Ангрод и Аэгнор, приняли на себя главный удар Моргота и погибли.
Леголас закончил свой рассказ так неожиданно, точно споткнулся о придорожный валун.
— Это всё? — недоверчиво спросил Никодим, косясь на пудовую громадину фолианта, лежащую на соседнем столике.
— Вы же, просили покороче, — пожал плечами толмач.
Когда Никодим в сопровождении эльфа вышел из кабинета, побоище в банкетном зале давно закончилось. Роботы уборщики деловито поднимали с пола опрокинутые столы и стулья, сметали в контейнеры бутылочные осколки и торопливо замывали пятна застывшей крови. Повсюду валялись вырванные из книги листки. Никодим наклонился и поднял один из них. Это была страница из той самой «Кровавой пули». Должно быть, бедолаге автору, всё-таки, устроили «тёмную»…
Дома Никодим ещё с порога перепоручил Леголаса на попечение Амалии и та, взяв толмача за руку, увела его обустраивать на постой. Фёдор тоже увязался за светлым эльфом, причитая и смахивая с его штанин многочисленный сор.
Наконец то, Никодим остался в тишине и одиночестве. Он очень любил и ценил такие минуты. Наступал тот самый таинственный предрассветный час, который именуют часом Быка. Мучительно хотелось спать после бурного бенефиса, но Никодим пересилил себя. Он сел за стол и включил лампу. Мягкое пятно света легло на малахитовое сукно столешницы. Никодим чувствуя всегдашнее волнение, выдвинул ящик стола. Там, в самом дальнем углу, завёрнутая в бархатную тряпицу, лежала Книга. Любимая Книга Никодима. Она была его страстью, его тайной и его слабостью. Он никогда и никому не признался бы, что читает её бесплатно, повинуясь какой-то непреодолимой тяге. В приличном обществе подобное порицалось и считалось постыдным, на вроде, юношеского рукоблудия.
Таких книг почти не осталось. Их уничтожило время и костры писательских бунтов. Писатели, которых становилось всё больше и больше и, которых почти никто не читал, долго копили ненависть к старым книгам. И однажды, запылали костры. Никодим помнил их зарево, горький дым, влетающий в окна. Будущий читатель был тогда совсем маленьким. Он нашёл Книгу в сугробе, возле дома, в грязном от копоти снегу. Её обложка, обугленная по краям, намокла и покоробилась. Никодим подобрал её, точно раненую птицу и выходил, высушив и расправив страницы.