Красин мрачнел, притушивал папиросу. Тоня притихала, осторожно переставляла чистую посуду.
— Ты еще под стол пешком ходила, а мы уже с твоим отцом землю грызли, искали нефть. Вот она, — он протягивал сухую руку к нежному венчику огня, — вот она — живая бесконечная молодость… Знаешь, я жалею, что мне не тридцать. Наверное, выдумал бы «непромокаемый порох»… — Он снова замолкал, и Тоня, сдвигая тонкие брови, слушала звонкую капель водопровода, легкий шумок газовой горелки. Она любила эти ночные беседы и боялась их. Но боялась не потому, что Анатолий Петрович уже успел разругать ее рецензию на новый кинофильм, и не потому, что, видимо, считал ее девчонкой. Он говорил с ней, как с самим собой. Слова у него были какие-то жесткие, свои. Те именно слова, каких подчас не хватало ей, Тоне.
Прошла неделя В солнечное воскресное утро, когда весь дом еще спал, Тоня сидела за узеньким кухонным столом и, морща лоб, переделывала очерк. То, что писать трудно, она слышала много раз, но теперь она на деле столкнулась с этой трудностью и мучилась, бросая в корзину еще вчера казавшиеся удачными страницы. Образ старой работницы стоял перед глазами. А на бумаге получалась скучная схема. Она опять и опять бросала в корзину скомканные листки и понимала, что настоящего разговора со Смуровой не получилось. Вот Анатолий Петрович, он бы сумел, у него вышло бы…
В разгар мучений на кухне появился «Князь Игорь». Посвежевшие после сна глаза весело блестели.
Он нагнулся через Тонино плечо к оскорбительно белому листу. Легкие пепельные волосы Тони коснулись его лба. Он распрямился, пригладил вихор возле уха, потрепал по плечу.
— Ну, почем фунт лиха, товарищ?
— Ничего не получается, — мрачно заключила Тоня. — Я уж в цехе к Наталье Семеновне присматривалась, и все показатели у меня записаны… Вот — план января на 190 процентов, беседы проводит, самостоятельно изучает…
— Постой, постой! Сегодня у нас воскресенье? Так ты к ней в гости сходи. Ну, что ты на меня смотришь? Пойди, посмотри, как она живет, что делает. Ведь сама по себе может родиться тема очерка, рассказа. — Красин прошелся по кухне.
Появилась Василиса Романовна. На полном лице были свежие следы пудры.
— Толя не ушел? Ну, вместе будем завтракать — редкий случай.
Василиса Романовна собралась развешивать во дворе белье. В последний момент она подумала и сняла валенки с двумя латочками на голенище, сунула ноги в кожаные с мехом ботинки:
— Не жизнь тут — беда! Живешь на виду, как гриб на поляне…
После завтрака Тоня стала собираться к Наталье Семеновне. За стеклянной дверью спальни Василиса Романовна жаловалась на горькую свою судьбу, ругала мужа за бесконечные производственные совещания, за плохой аппетит, за то, что в Н. ужасные ветры, Анатолий Петрович быстро вышел из спальни, достал из коробки папиросу, остановился у окна. Перед ним простиралась затопленная солнцем Волга. Не оборачиваясь, позвал: «Собирайся, Тонечка. Нам по пути».