Лаврентьева никогда не обманула бы той веры в нее, какую питали все, кто руководил ею в учебные годы и кто выпускал ее на трудную и ответственную дорогу писателя. Порукой этому книжка ее рассказов, воскрешающая личность молодой писательницы, только нащупывавшей первые ступени.
Вл. Лидин.
Своих посетителей Иван Никодимович знал хорошо. Сидя за окошечком «корреспонденции до востребования», поглаживая седые усы, он часто видел, с каким нетерпением многие здесь же распечатывали полученные письма.
Хлопнула дверь, вошла незнакомая молодая женщина в хорошем драповом пальто, отороченном рыжим мехом. Она вытерла с лица капли дождя, подошла к окошечку и молча протянула Ивану Никодимычу паспорт. Из-под белого платка на него смотрели внимательные серые глаза.
— Гавриловой письма нет, — ответил он и поставил ящичек на место.
Женщина вышла. На черном зеркальном стекле остались мокрые полосы от рукава. Иван Никодимыч сердито вытер полосы кусочком промокательной бумаги и посмотрел в окно.
За туманным рябым стеклом качались под ноябрьским ветром черные ветки голой липы. Шел снег с дождем.
На следующий день Гаврилова пришла опять. И письма ей не было.
Дни шли. Иван Никодимыч уже повязывал шею шерстяным кашне. Кашне выглядывало из-под форменного с петлицами воротника, подпирая подбородок, придавало его маленькой седой голове нечто гордое и решительное.
Гаврилова заходила по нескольку раз на неделе. Она предъявляла уже не паспорт, а новенькое удостоверение, на черной обложке которого было вытеснено серебром: «Литейно-механический завод». Писем ей по-прежнему не было. Женщина смотрела на худые дрожащие руки, укладывавшие письма назад в ящичек, и, постояв еще с минуту, молча уходила. Приближался Новый год. Ящички были до отказа набиты письмами, телеграммами, открытками с видами высотных московских зданий. Тридцать первого декабря служащие отделения буквально сбились с ног. Перед окошечком, где выдавались корреспонденции до востребования, стояла очередь, и Иван Никодимыч никак не мог рассмотреть круглые часы на противоположной стене. Высокий гражданин в летней шляпе над пылающими от мороза ушами получил два письма, не спеша положил их в паспорт. Когда он отошел, Иван Никодимыч на мгновение увидел циферблат и с удовольствием подумал — через полчаса будет дома, наденет связанную женой фуфайку и усядется к столу, от которого на всю комнату будет пахнуть сдобными пирогами…
В окошечке появился коричневый рукав, отороченный рыжей шкуркой. Пальцы с розовыми ноготками положили удостоверение, отодвинулись и мягко легли на черное зеркальное стекло.