Она вздохнула, опустила полные плечи. Глядя на это осунувшееся лицо, на желтизну, появившеюся около глаз, Тоня вдруг почувствовала себя в чем-то виноватой. Но в чем ее вина? Она придирчиво припоминала свои поступки, слова от первого дня, но ничего предосудительного не находила. В конце концов, до окончания практики остается немного. Она скромно проживет это время, пореже попадаясь на глаза.
Теперь она почти не видела Красина. В тресте шла подготовка к какому-то не то совещанию, не то отчету. Дел было много.
* * *
Уезжала Тоня солнечным воскресным днем. С утра она бегала по магазинам и приносила булки, апельсины, колбасу. Василиса Романовна, успевшая за полтора месяца привязаться к Тоне, с вечера поставила тесто и теперь, нарядившись в клеенчатый фартук, с мучной пылью на бровях и ресницах, лепила пирожки, закручивала крендели, вырезала рюмкой печенье.
Красин приехал обедать раньше обычного. Он разделся, поставил на стол бутылку вина, сам достал рюмки. И за обедом, глядя на свою сухую руку, твердо державшую бокал, предложил:
— Выпьем, Тонечка, за выдержанное испытание.
И она почувствовала, что каждый понял тост по-своему и пьет за свое.
Как бы ни было трудно ей, Тоне, сколько ни приходилось ездить, всегда торопиться, изводить бумагу и чернила, сколько ни вынесла она впечатлений от своей практики, никогда не забыть ей того, как перечитывала она в газете первую свою заметку. И вот этих глаз не забыть ей тоже, и этих его слов о «железных мужиках», которые всю жизнь служат своей сказке.
Тоня вышла на кухню, достала с полки старенькую побелевшую мочалку, принялась мыть тарелки.
Вошел Красин. Присел на краешек фруктового ящика. Достал крупное яблоко, повертел в пальцах, бросил обратно.
— Так, значит, к бабушке летом поедешь? Это ты правильно надумала. Сад у нее хороший. Меня батька твой однажды взять с собой хотел. А тут как раз война… Так до сих пор поездка и не состоялась… А, знаешь. люблю я сады… Особенно весной, в цвету они хороши… Словно дымятся Идешь, и кажется, что тебе двадцать лет. Поброди за меня по такому саду. Вспомни старика…
Он снял с гвоздя кружку, напился, снова сел. Из плохо прикрученного крана падала в раковину струйка воды. Под окнами загудела машина. Красин прикрыл глаза, но тут же встал, обычным голосом заметил:
— Это, кажется, за мной.
Они прощались в передней Анатолий Петрович, снимая с вешалки доху уронил ее. Большая и пушистая, она с мягким шелестом опустилась и разлеглась у Тониных ног. Оба поспешно нагнулись, и Тоня почему-то запустила руку в пушистую, пропахшую табаком шерсть.