По ледяной дороге на Разгуляй-караванку шли машины, тянулись подводы. Клонился к закату яркий мартовский день. Федосов поглядывал на часы. Машина шла хорошо, послушно петляла на изгибах, отчего казалось, что дорога распрямляется. Федосов думал о Раисе. Представлял себе ее улыбку и улыбался в ответ.
Корреспондент газеты, которого он сейчас вез в затон к речникам, поглядывал на синее доброе небо, на дорогу, на ровные квадраты бутылочного льда, которые грузили на подводы.
— Пищеторговский лед? — спросил корреспондент.
— Он самый.
Федосов выбросил окурок и сказал улыбаясь:
— Времени у ремонтников остается с локоток. Торопятся. Сейчас плотничают вовсю, а сегодня самоходки красят и катера.
— Почему именно сегодня? — удивился корреспондент.
— А день, глядите, самый подходящий. Сейчас красить — одно удовольствие. Краску сразу прихватит. В сырое время красить не годится — краска свернется или гусиной кожей пойдет, особо если дождь посыплет…
Небо заметно синело. Становилось холодней.
Въехали на берег. После укатанной ледяной дороги машина пошла тяжелей — по стружке, по деревянному мусору. Остановились. Корреспондент попрощался и ушел в контору. Федосов поставил грузовик под навес, заглушил мотор. Пока диспетчер просматривал путевку и расписывался, Федосов обтер сеном сапоги, почистил кепку.
День уже кончился, и в конторе было много народу. Одни проходили за стеклянную перегородочку к начальству — за нарядами на завтрашний день. За длинным столом плотники играли в домино. В углу на длинных скамьях сидели вокруг приемника парни и девчата — слушали концерт.
Федосов вышел на крыльцо. Во дворе стояла Раиса, насмешливо щурясь, сунув руки в карманы, отставив ногу в начищенном сапоге, слушала Парамонова. Парамонов, хитро улыбаясь в бороду и разводя руками, сыпал:
— Так ты приходи ко мне, доца, в гости. Хошь, я тебе пива, хошь, ситра принесу. А то в водке выкупаю. Живу — во! Картошка в мундире каждый день. Хозяйка ее выкладает руками, каждую штуку кругленькую катаешь и ешь. А щец даст — так лучше этих котлет в столовой. Приходи, а?
Раиса усмехнулась и прошлась глазами по его немудрящей приземистой фигурке.
— Эх, ста-а-а-рый! Не стоишь и тышенки, а говоришь, тебе фуфайку надо носить. Вот — видел? В ватнике хожу, и то ничего! А работаешь ты — тоска смотреть. С такими-то ухажорами не то, что к десятому апреля — к июлю флот не сдадим.
— Так ведь, милая, а дёлов-то, ты погляди, сколько! Аж в глазах все переворачивается.
— От старости это. А насчет, чтобы удрать, — это ты брось! Живым не отпущу. Мне из-за тебя в слесарке ночевать, что ли? А у нас тут, глянь-ка, хорошо как! Живем, как в усадьбе. — Раиса дернула Парамонова за плохо пришитую пуговицу куртки. — А воздух — как портвейн! Пей целый день, и ничего тебе не будет… Опять же в магазине — колбаса круглый день, сахар привезли! Ну, плохо ли!