– Куда это вы вчера запропастились, сэр?
– Дома был.
– А позавчера?
– Тоже.
– Что за ерунда?
– Я говорю правду, мистер Генри.
– Хо! Желторотики вроде вас недолго прячутся в гнездышке. Они всюду суют свой нос, но только не туда, куда надо!
– И куда же мне надо было его сунуть, позвольте спросить?
– Сюда, ко мне, понятно? Я давно уже собирался задать вам пару вопросов.
– Так почему не задали?
– Потому, что не хотел.
– А когда захотите?
– Может, сегодня.
– Так спрашивайте смелее! – нетерпеливо произнес я, усаживаясь на верстак, у которого он работал.
Мистер Генри удивленно посмотрел на меня, с сомнением покачал головой и ответил:
– «Смелее»? Может, мне и в самом деле спросить разрешения у такого гринхорна?!
Чувствуя себя оскорбленным, я наморщил лоб.
– Будем считать, мистер Генри, что это слово сорвалось у вас с языка случайно!
– Да что вы себе воображаете, сэр? Говорил я вполне обдуманно. Вы – настоящий гринхорн да еще какой! Содержание прочитанных книг вы, похоже, действительно крепко усвоили. Не перестаю удивляться, сколько всего вы на родине сумели изучить! Молодой человек точно знает, как далеки от нас звезды, что там писал на камнях Навуходоносор[5] и сколько весит невидимый нами воздух! Зная все это, он воображает, что шибко умен! Но понюхайте жизни, лет эдак с полсотни, только тогда – и то не наверняка – вы постигнете истинную мудрость! Все ваши знания до сего момента, в сущности, просто ничто. А то, на что вы способны, – еще меньше! Вы даже стрелять-то не умеете!
Сказал это он в высшей степени презрительным тоном, да еще с такой уверенностью, будто успел уже убедиться в этом.
– Не умею стрелять? Хм… – ответил я не без улыбки. – Это и есть тот вопрос, что вы хотели мне задать?
– Именно! Отвечайте же!
– Дайте мне хорошее ружье, и все увидите сами.
Тут он нехотя отложил в сторону ружейный ствол, в котором делал нарезы, затем поднялся, подошел ближе, смерил меня удивленным взглядом и воскликнул:
– Дать ружье? Да ни за что на свете! Мои ружья попадают в руки только тем, кому я могу доверить свою честь.
– Мои руки как раз подойдут, – возразил я.
Он снова взглянул на меня, в этот раз искоса, потом сел на прежнее место и принялся снова колдовать над ружьем, бурча под нос: «Вот так гринхорн! Его дерзость выведет меня из себя!»
Спорить я не стал, а вытащил сигару и закурил. Около четверти часа мы просто молчали, но дольше мистер Генри не выдержал. Он поднял ружейный ствол против света, внимательно поглядел в него и при этом заметил:
– Стрелять определенно труднее, нежели звезды считать или читать древние надписи, не так ли? Вы когда-нибудь держали ружье в руках?