— Переведи своему хозяину. Собор строили сорок лет.
Толмач перевел. Мусабай уважительно оглядел каменную громаду. Напротив собора конный идол. Кто?
— Царь Николай, царствие ему небесное... — перекрестился извозчик.
Собор новехонек, как железная дорога, идол тоже новехонек. Есть люди, которые ценят седые камни исторических развалин. А купцу дай поглядеть-пощупать нынешние капиталы.
— Вона ваша церква! — Извозчик показывает кнутом на здание, увенчанное шпилем с полумесяцем.
Мусабай успокоенно поглядел на полумесяц, вознесенный в серенькое северное небо. Молитва молитвой, но есть еще и жилка крепкая, что связывает между собой единоверцев. От мечети Мусабай приказал везти себя в ту гостиницу, что ближе всех прочих. Уже на другой день он проведал все, что ему надо было для начала проведать. О султане Валиханове единоверцы говорили с яростью: Мухаммед-Ханафия [17] Валиханов живет в Петербурге шестой месяц, но в мечети не был ни разу.
— Ассалам алейкум, Мусеке! Здоров ли твой скот и твое семейство? — приветствует Мусабая русский офицер с обличьем единоверца.
Чокан Валиханов принимает у себя дома дорогого гостя. На полу, застланном ковром, разбросаны подушки. Мусабай пьет чай с чухонскими сливками, ведет степенный разговор, иной раз случайно — а может, и нарочно — оговаривается, называя хозяина Алимбаем. Мусабай ничуть не переменился. Все такой же, каким был в степи' во главе каравана, во встречах с кокандскими чиновниками, с кашгарскими мандаринами, на свадьбе Алимбая и нежной чаукен... Все такой же Мусабай... И так же одет: халат, тюбетей. Это Алимбай переменился, стал другим, но не друг его верный — караванбаши. Судьба связала их одной веревочкой. Так в горах Швейцарии, по рассказам Петра Семеновича, восходители карабкаются по скалам на прочной связке: если один сорвется, другой его вытащит из пропасти. Впрочем, трус может и разрубить связку.
Валиханов наливает в пиалу сливок, наливает в сливки густую заварку китайского чая, открывает краник серебряного самовара. В кипятке клубятся белые сливки, мешаясь с темной заваркой.
Два года назад... Да, ровно два года минуло с той весны, когда Валиханов, проклиная все на свете, торчал в юрте верного человека Гирея на берегу реки Аксу и ждал каравана из Семипалатинска.
О караване не было ни слуху ни духу. Гирей съездил на ближний казачий пикет и там узнал от проезжего татарина, что из Семи палат за последние дни не выходил никакой караван. Что-то случилось? Экспедиция отменена? Но почему? Все было так отлично замаскировано. Расставаясь с Чоканом неподалеку от Верного, Гутковский забрал всю европейскую одежду, и плащ забрал, и все бумаги, удостоверяющие личность. И вот теперь благодаря мудрой осторожности и предусмотрительности старшего друга приходится томиться и нервничать в бездействии. Все казахи уже откочевали на летние пастбища, и медлительность застрявшего на берегу реки Аксу Гирея может вызвать в Степи подозрение.