Зарко был умным человеком. Поняв, что его провели, захохотал.
— Не зря говорят, что ты капитаном был, ой не зря. А ведь хорошим начальником был, верно?
— Так как я сам про себя скажу — хорошим я был, или плохим? — пожал я плечами, хотя в душе полагал, что воинский начальник из меня неплохой. Был бы плохим — давно бы собственные драбанты в затылок стукнули или вышестоящее начальство с места согнало. У наемников не ценят ни родословную, ни титул, а только твои собственные поступки.
— Умеешь ты человека заставить, ох умеешь! Только ведь и обидеть умеешь, — заключил Зарко.
— А что делать? Иногда приходилось и обижать, если простого слова не понимают, — согласился я. — Вы, ромалы, тоже можете и обидеть, и под свою дудку плясать заставите кого угодно. Томасу кобылу пообещал, а он за тебя и в огонь и в воду пойдет.
— А тебе баро, что нужно? Скажи, чего хочется? — поинтересовался цыган, впившись в меня пронзительным взглядом черных глаз, в которых была такая глубина, что хочется сразу же утопиться или делать то, что она велит.
Но в «глазелки — гляделки» я умею играть хорошо. Гораздо лучше цыгана и опыта больше. Начальствовать над полком в тяжелой пехоте, куда вербуется разный сброд — то еще дело. И начинать командовать швалью, вытесывая из них солдат, приходилось с «гляделок». Кто кого пересмотрит — тот и будет командовать. А все остальное — учить ли ратному делу, заставлять выполнять приказы, ломать об колено, если попадется упрямец — все это будет потом.
Зарко отвел взгляд первым. Потер глаза, сгоняя проступившие от напряжения слезы, помотал головой.
— Как же ты так, баро? — недоуменно сказал цыган. — Моего взгляда допрежь никто не выдерживал.
Я самодовольно дернул плечом — мол, понимай, как хочешь. Начнешь объяснять — придется сказать всю правду, потому что «гляделки» — это лишь полуправда. Все — таки, мы с братом росли слишком близко от трона. Первым среди наследников бездетного короля Рудольфа числился его брат — наш отец, потом уже племянник — то есть, мой брат и, только потом, я. Но обстоятельства могли так сложиться, что я из последнего претендента мог бы стать первым. И нас с братом учили не только семи свободным искусствам — как всех знатных отпрысков, фехтованию и правилам этикета, музыке и танцам, флирту и иностранным языкам, но и другим — «закрытым» искусствам, которые необходимо знать будущим королям. Например — как угадать по лицу собеседника — говорит он вам правду или нет, определить яд в стакане вина, угадать наемного убийцу в толпе придворных. А кто поверит в такую чушь, что королям следует заранее знать свое последнее слово перед смертью? Королевская смерть — не рядовое событии и фраза, произнесенная владыкой перед уходом из мира живых, должна быть достойна включения в анналы истории! (Учитель, заставлявший нас сочинять экспромты на случай кончины, оговорился, что из его учеников еще ни один не смог воспользоваться уроком — трое до королевской короны не дожили, а один, ставший государем, погиб на охоте от клыков матерого кабана, не успев ничего сказать.)