Парень оказался бывалым воином. Из кого — то другого падение с лошади выбило бы дух и мне не пришлось бы возиться. А этот сумел упасть, сохранив целыми руки и ноги, а теперь вскочил, обнажая клинок.
Я собирался зарубить его сверху, но помешала встающая на ноги лошадь и, пришлось спешиться.
Сделал выпад, обозначая для цели правый бок, дождался, пока противник раскроется и, чиркнул клинком между краем панциря и ремешком каски. Когда у парня хлынула кровь изо рта, пожалел, что не оставил его в живых. Надо же спросить — кто такие и почему нападают на мирных людей. Кажется, все…
— Томас, как ты там? — поинтересовался я, хотя и сам видел, что старика зацепили — левый рукав в крови.
Пряча клинок в ножны, я подошел к старику. Ткань быстро набухала от крови, пришлось оторвать рукав, чтобы осмотреть рану. Хорошая рана, чистая и наконечник прошел насквозь, плохо лишь, что края широкие и мышца распорота основательно. Такие раны, если не зашить, заживают долго.
— Да я ничего, господин Артакс, — хорохорился старик. — Подумаешь рука…
— Сядь! — прикрикнул я.
Знаю, что вгорячах он пока не чувствует боли, не понимает, что кровь, вытекая из раны, уносит жизнь. Часто ранение в руку не принимают как что — то опасное — это не грудь и не голова. Обрезав пояс у мертвеца, перетянул руку чуть выше раны.
— Полежи немного, — велел я Томасу. — Кровь остановим, тогда и повязку наложу.
Укладывая раненого на плащ, наткнулся на что — то мокрое. Кровь! Томас получил еще и рану в бедро.
Сняв со старика штаны — он уже не сопротивлялся, обнаружил, что из ноги торчит хвост арбалетного болта. Как же он умудрился? Крови немного — болт запирает рану, но нужно вытаскивать.
Старик пока полежит, а мне нужно узнать, что там с цыганом. Почему гнедая кобыла без всадника? Может, он тоже ранен?
— Гневко, — подозвал я коня, вскочил в седло и мы понеслись к цыгану.
Если бы кто сказал, что увижу такую картину — не поверил бы, но своим глазам я привык доверять. Старый конокрад, гроза пейзан и страшилище конюхов, заочно приговоренный к повешению, стоял на коленях перед телом солдата и бился головой о землю. Зарко не сетовал, не молился, а выл, как новобранец, убивший первого в жизни врага. Такое мне приходилось видеть не раз и даже не два. Хорошо, если рыдать начинают потом, после боя — плачь себе на здоровье, а если прямо на месте?
Надо бы оставить цыгана в покое, дать прорыдаться, но времени у меня нет, а помощник был нужен.
— Зарко, старика ранили, — потряс я его за плечо. — Мне твоя помощь нужна, поднимайся.
Цыган продолжал рыдать и тогда я залепил ему пощечину с одной стороны, потом с другой. Замахнулся еще раз, но цыган ухватил меня за руку.