— Вот оно как? — фыркнул я. — Значит, я во всем виноват? Ну, хорош гусь.
— Так уж, какой есть, не переделать, — развел руками цыган. — Но клянусь, не хотел я тебе зла! В гробу буду лежать, если вру!
— Ох, он, да еще и клянется! — скривился я. — Знаю, какова цена клятве цыганской.
— Не шутят ромалы с такой клятвой, — сурово сказал Зарко.
— Да верю я, верю, что не хотел ты худого. Только, от этого не легче. Ладно, пойдем глянем — может кто жив еще.
Мы обошли поле, пытаясь найти раненых. Отыскался один — самый первый, но прожил он недолго, испустив дух, как только я попытался вытащить сучок из его глаза. Каюсь, вздохнул с облегчением: возиться еще с одним раненым желания не было, а добивать не поднялась бы рука.
Нарубив молодых березок, мы сделали волокушу и, приладив ее к Кургузому, принялись стаскивать трупы к краю поляны, укладывая их в ряд. Поручил Зарко снять с оружие и доспехи, а проверить — нет ли у них еще чего — нибудь интересного, он и сам догадается, подошел к Томасу.
Старик не спал, его колотила крупная дрожь. Оно всегда так, если теряешь кровь. Проверив повязки, порадовался — кровь, хотя и идет, но не слишком и если раны не воспалятся, жить будет. Собрав все имеющиеся тряпки, позаимствовав их у убитых, постарался укрыть старика потеплей. От костра проку мало — с одной стороны печет, с другой холод.
Гремя железом, как тележка с металлоломом, цыган вел Кургузого с волокушей. Доспехи и оружие мы спрятали в кустах — пусть пока там лежат, потом посмотрю. Туда же засунули седла, снятые цыганом по собственной инициативе.
— Вот еще, — вытащил Зарко из — за пазухи пригоршню золотой и серебряной дребедени— монеты, перстни, золотые цепочки.
— Оставь себе, — отмахнулся я от добычи, а цыган, хоть и сделал обиженные глаза, спорить не стал.
Немного перекусив сухарями и салом, отыскавшимися в мешках заботливой Курдулы, мы отправились копать могилы, задействовав топор и меч одного из погибших. Знать бы заранее, взял бы с собой лопату, а еще лучше — пару могильщиков.
Копать могилы, не имея достойных орудий труда, та еще работа! Мы решили, что сделаем общую для всех и провозились до самого вечера, сумев пробиться сквозь корни ярда на полтора. Главное, чтобы звери и птицы не добрались. Насыпав холм и утвердив вместо памятника клинок (он теперь только на перековку и годен), мы с Зарко, высовывая языки от усталости, приползли к костру — хорошо, что в первый вечер заготовили много дров. Не было сил ни сварить кашу, но даже просто поесть. Я лишь посмотрел на Томаса — вроде, спит старик и заставил себя спуститься к ручью. Зачерпнул воды и, отстранив рвущегося на водопой Зарко, утвердил котелок на костре.