Никогда не издевался над телами убитых, а в бою предпочитал наносить колющие или рубящие удары в лицо или в корпус. И вот, сегодня я впервые отрубил голову…
Даже лишившись головы, монстр какое — то время полз, пытаясь добраться до меня. Не удержавшись и, стараясь не подходить близко, отрубил ему передние лапы. Подумав, отрубил и задние. Убедившись, что с чудовищем покончено, пошел к биваку. Первым делом я натянул штаны — в них было как — то надежнее и спокойнее, а уж потом обернулся к цыганке.
— Как ты? — спросил я у Папуши.
— Испугалась, — ответила девушка, пытаясь улыбнуться. — А так, вроде бы ничего. Ногу только жжет.
Осмотрел Папушу — действительно, вроде бы, ничего, только на ноге какой — то след, как от ожога. Да и у меня пятки словно бы припекает…
— Воды принеси, — попросила цыганка. — Будем эту гадость смывать.
— Сейчас, — кивнул я.
Спускаться снова к ручью не хотелось, да что там — откровенно — то говоря, было страшновато. А если там сидит подруга того монстра? Но делать нечего. Обувшись и, не поленившись натянуть поддоспешник с кирасой, я пошел за водой. Для начала, вооружившись палкой, откинул в сторону от тропы остатки монстра — и голову, и туловище и лапы. Может, стоило взять уродливую башку, отдать ее чучельнику, а потом нацепить на стену в парадной зале? Гости, особенно если в подпитии, могут и за дракона принять. Но, право слово, тащить домой голову жабы — переростка, а потом любоваться на ее жуткую морду, мне вовсе не хотелось и я забросил ее подальше.
Прежде чем совать в воду ведро, потыкал ручей мечом. Вроде, все в порядке. И, только тогда я зачерпнул воды. Осмелев, снял сапоги и попытался смыть с ног жжение. Кажется, стало гораздо лучше. На всякий случай набрал воды в сапоги и хорошенько их прополоскал — все — таки, соприкасались они с пятками, могло что — то остаться внутри. Обувшись, почувствовал себя нормальным человеком и пошел обратно.
Чтобы Папуше стало легче, мне пришлось идти на ручей еще пару раз. И, опять я перестраховывался, проверяя воду. Наконец — таки девушка вздохнула с облегчением и начала одеваться.
— Дура я набитая, — сказала цыганка.
— И я хорош, — самокритично сообщил я, снимая кирасу и стаскивая сапоги. Больше никуда не пойду, а буду спать!
— В общем — то, оба хороши, — заключила цыганка. — Нашли место, где плоть тешить…
Это уж точно. Тешить плоть в Шварцвальде — это все равно, что танцевать перед дюжиной вражеских лучников. Или хуже. Лучники — то может быть стрелять не станут, примут за сумасшедшего, а лес ошибок не прощает. Про себя я подумал, что будь жаба не с собаку, а с теленка, то мне с ней не справится, но вслух об этом говорить не стал, чтобы не накликать беды…