В это время здоровяк зашевелился и начал глухо стонать. Удивительно, что вообще жив остался. Я отцепил баклагу с водой и принялся поливать на лицо парню. Очухавшись, здоровяк слегка приподнялся, сел и грустно сказал:
— И почему меня скотина не любит?
— Го — го! — угрожающе рыкнул гнедой, обидевшись за «скотину», а я, решив избежать очередного скандала, торопливо встал между гнедым и парнем.
— Тебя как зовут — то? — поинтересовался я, чтобы отвлечь внимание
— Дыртыром меня зовут, — сообщил здоровяк, ощупывая шею.
— Значит, будем знакомиться, — кивнул я. — Меня можешь называть Артакс. А это мой конь, Гневко. Ты откуда тут взялся, Дыртыр?
— Не Дыртыр, а Дыр — Тыр, — скривил морду парень.
— А какая разница? — удивился я.
— Если ты говоришь Дыртыр, ругательство получается, вроде вашего — сучий потрох. А Дыр — Тыр, это по — нашему — Самый Желанный и Любимый, Появившийся Для Услады Своих Родителей.
— Ух ты, — восхитился я. — В двух словах и столько сказать!
— Конечно, — самодовольно хмыкнул парень. — Это у вас, у людей, столько сказать нужно, а у нас просто — два слова и все!
— А ты разве не человек? — не понял я.
— Так шойзель я, разве не видишь? — удивился парень.
— А где я их мог видеть?
— Подожди — ка, — нахмурился здоровяк. — Если ты Артакс, на гнедом коне, получается, что это ты моему братцу промеж ушей засветил? А говоришь — шойзелей не видел.
Мне бы сейчас сесть наземь или, упасть на руки (сиречь, копыта) верного коня. Но я уже устал удивляться. Вспомнил вдруг, как два года назад мы с Гневко переезжали через мост, а смотритель моста — здоровенный детина (я еще удивлялся — бывают же такие?) потребовал фартинг. По ошибке, я дал ему талер — монеты по весу одинаковые, можно и перепутать, а когда заметил и попросил у парня вернуть, или дать сдачу, он начал показывать непристойные жесты… Значит, это был шойзель[1].
— А братец сказал, за что по башке получил? — поинтересовался я, на всякий случай, нащупывая рукоять меча.
— Сказал, — вздохнул Дыр — Тыр. — Говорит, с тех пор всем проезжим сдачу сдает и не жульничает. А то, что получил, так за дело. Он, братец мой — Гыр — Дор, счастливец. У него мост есть, за это башку не жалко подставить.
Тут шойзель снова вздохнул, да так тяжело, что мне захотелось прижать его к груди и утешить. Кажется, и гнедой был рад погладить несчастного по головке, вот только копыта для этого не приспособленны.
— Ты, подожди, не трави душу, — попросил я. — Толком скажи — что за работа тебе нужна и, при чём тут мосты? Или, вы как брауни — те к домам приставлены, а вы к мостам?