годом раньше и слыл в ватаге вожаком.
Во время родительских попоек на природе, они — дети начальства, из которых Витька был самым пролетаристым, предоставлялись сами себе. Юрка тогда рассказывал ему о ножах, в которых, против Гроздева, выглядел докой: чем отличается, скажем, финка от кинжала, про охотничьи ножи, штыки — наши и иностранные, стропорезы, диверсантские…. Юрка говорил, что у него дома большая коллекция холодного оружия и когда-нибудь он ее Витьке покажет. Иногда они, ради острых ощущений, устраивали налеты на огороды, сады, бахчи, или партизанские засады на пешеходных дорогах. У Юрки всегда в карманах водились петарды, хлопушки, порох какой-то специальный, горящий разными цветами состав, охотничьи спички, бикфордов шнур и многое другое из пиротехнических причиндалов. Все в неограниченных количествах! Можно было подумать, что его всем этим снабжает специально прикрепленный генерал с какой-нибудь военной базы. Из этих средств они готовили «взрывчатку» для уничтожения боевых объектов и живой силы противника. За первые принимали какие-либо отдельно стоящие строения, за живую силу — сторожа или прохожих. Впрочем, взрывпакеты всегда готовились докой взрывных дел — Юркой так, что создавали лишь хлопок, но никогда не вызывали пожаров или разрушений. То было в детстве! Теперь Юрик гулял по крупному: имел баб, деньги и неограниченное снисхождение со стороны милиции. Витьке же, как «нищему родственнику», эта прошлая папашина дружба дала возможность открутиться от зоны.
Судья, который вел его дело, так и сказал Шпале после суда в отдельном кабинетике за чашкой чифира, им собственноручно заваренного: «Заставил ты меня, браток, попотеть! Сколько себя судьей помню, в такие дурацкие ситуации не попадал. Я, понимаешь, его тащу за уши, из тюрьмы вытаскиваю, а он всеми четырьмя упирается! И это при всем-то честном народе, в то время, когда я его, наоборот, в эту самую каталажку заталкивать обязан, а он из нее, родимый, выкарабкиваться! И ведь такая бестолочь попалась, этакая, уж не обижайся на старика, сволочь упрямая, тупорылая, что и не выразить! Тяжко-тяжко, брат, еле моих стариковских сил хватило. Ну, думаю сам себе, не вытяну, подведу Борис Николаича! А потом — стоп, говорю, Гришка, не из таких переделок на войне выбирался! Я, понимаешь, в разведке служил, языков через линию фронта таскал. Тяжелые попадались — вроде тебя. Только там проще: очухался, упираться начал, — по зубам его или прикладом по башке. А тут нельзя — конспирация! Был бы ты каким-нибудь «колхозным Ваней», уже получил бы за свои приключения лет пять-шесть на уши и работал на мелках в Валуйках. Кого бдагодарить-то знаешь?» «Отца, кого же еще!» — ответил Витька. «Над отцом есть повыше,»- и судья ткнул пальцем в потолок.