— Ну, летчиками они возможно и не были, — по-философски невозмутимо рассудил Апполон, — летчиками их прозвали потому, что они летали из стороны в сторону когда их били…
Витька отвернулся в сторону и изо всех сил сжал челюсти, чтобы не расхохотаться. Поверьте, это стоило огромных усилий.
— В общем так, — подытожил историк, — нечего друг перед другом Ваньку валять, он ничего не знает!..
— Как ничего не знает? — простонала старуха, почти теряя сознание. Она очевидно чувствовала себя виноватой в случившемся. — Он так логически четко представляет себе основные моменты: «Коммунизьм — есть советская власть, плюс электрификация всей страны!» «Вперед, к победе мирового пролетариата!» «Наш паровоз»… Впрочем, это уже частности!
— Не перебивайте, — недовольно огрызнулся бог красоты, — он ничего не знает!.. Поставим ему тройку, и пусть катится на все четыре стороны!
— Ну нельзя же так, — отстаивала правила хорошего тона бабушка, — пусть хотя бы человек получит удовлетворение от своего ответа!
— Ах, — махнул рукой Апполон, — свое удовлетворение он получит без нас и в другом месте. — Иди, три!
— Постой, — ухватилась за Шпалу, как хватается слепой за то, что потолще старуха, — ты смотри, никому не рассказывай, как ты сдавал этот экзамен!
— Ничего, пусть хвастается! — махнул рукой Апполон.
О щедрый бог красоты! Да будет тебе вечная благодать на небесах, где ты сейчас пребываешь! Благодаря твоему разрешению я предаю сегодня эту историю гластности, как предал Горбачев перестройку.
Витька, вежливо попрощавшись с учителями, скатился кубарем по лестнице и только тут насмеялся вдоволь.
Летом, еще до получения аттестата зрелости, милиция, которая как известно всегда всех бережет, (сначала сажает, а потом стережет!) трудоустроила Шпалу на крупнейший в городе котлостроительный завод, где и текучесть кадров была соответственно крупнейшая. Тогда была такая система: ментовка имела право принудительно распределять вверенный ей контингент неблагонадежных на любое предприятие для исправления трудом. Да и в Кодексе законов о труде была статья о том, что предприятие, имеющее недостаток по данной профессии, обязано взять любого, если его квалификация соответствует требуемому уровню, будь у него хоть десять судимостей, или трудовая книжка, к примеру, толщиной как «Вайна и мир» Толстого. Перебирать «кадрами» тогда не разрешалось! И в конституции говорилось, между прочим, что каждый советский человек, наряду с другими правами, имеет право на труд. А в уголовном кодексе, что «осужденный, отбывший наказание, полностью искупил свою вину!» — то есть ничем от прочих граждан не отличается, пока не залетит еще раз. Да, было времечко.