Первый День Службы (Семакин) - страница 135
Здесь мне придется, видимо, влить в мед своего повествования ложку дегтя. Извини, дорогой читатель! Мы с тобой путешествуем по стране Совдепии уже не один день. Ты побывал вместе с Виктором Гроздевым и в следственном изоляторе, и в камере ЛОМа, и на Волжских берегах… Конечно, многое в этой стране бестолково, (а где оно все по уму?), уродливо, иногда просто жестоко. Однако, признайся, почувствовал ли ты, что при всем том, было ведь в этом устройстве и кое-что положительное. И это кое-что было, надо прямо сказать, весьма существенным. При всем беспределе милиции, или, может быть, других каких-то властных структур, человек в этом обществе был значительно защищенней, чем где бы-то ни было! Да, никто не имел права жить богато, вернее, выставлять свое богатство напоказ, что называется с жиру беситься. Но ведь умным людям никогда не взбредет в голову дразнить толпу, афишировать свои деньги. Однако, и бедных не было! Любой, в крайнем случае, мог рассчитывать на сытный кусок хлеба, крышу над головой — случись с ним какое нибудь несчастье, на бесплатную медицинскую помощь, на то, что его дети не пойдут с сумой по миру. Сейчас от голода, холода и нищеты не гарантирован никто!
Когда им выдали корочки и перевели в основные цеха завода, Шпала, поначалу, ходил на работу строго через день, во вторую смену только до 22 часов, исключая ночные смены. Последнее было положено по законодательству, так как он, якобы, еще не достиг совершеннолетия, первое же Витька положил за основу сам. Уволить без разрешения детской комнаты милиции его еще не имели права. Он так аккуратно выполнял установленный режим, что мастер как- то подойдя к нему, сказал:
— Если ты сегодня вышел, значит завтра не придешь? У нас завтра Всесоюзный коммунистический субботник, так что ты уж приди, а потом можешь гулять хоть целую неделю!
Чего не сделаешь ради торжества коммунизма! Правда, прогулял Витька вместо одной недели и вторую прицепом, с разбегу, так сказать. Потом мастер, слоняясь где-то по задворкам и вылавливая пьющих, сломал ногу, и Шпала, будучи уже совершеннолетним, пользовался привилегиями малолетки. Позже пришлось хитрить, изучать станок основательно, чтобы знать все его слабые места. Обычно Витька ломал станок с утра (наш отечественный 1К-62 не так-то легко сломать, куда проще импортный, да кто ж его Шпале доверит?), просил иногда слесаря особенно не спешить и прокопаться до другой смены. Слесарь, впрочем и так, сколько помнится, никогда не торопился. Потом мастер как-то намекнул ему, уже совершеннолетнему, что если Шпала просто не будет ходить на работу, то этим он принесет цеху большую пользу, по крайней мере, станки будут целы! И Витька выполнял уговор: «Ты меня, работушка, не бойся, я тебя, родимая, не трону!» — носил мастеру явно липовые справки, больничные, а то и вообще без них обходился. Соответственно, и зарплата у него в месяц выше тридцати рублей не набегала. За один месяц Шпала вообще получил четыре рубля с копейками. Однако, на бедность Витька не роптал, и все невзгоды переносил стоически. Кстати, и те из его согруппников, которые работали добросовестно и из кожи вон лезли, больше ста тоже не получали. Мастера обманывали неопытных еще в лабиринтах расценок новичков, подсовывали им самую невыгодную работу. Шпале, правда, случись ему охота потрудиться, было бы легче: в ОТК работала его любовь по профилакторию Алька, которая всегда за него перед мастером заступалась и уж явно дурить бы не дала. Но в целом на доармейскую молодежь везде на заводе смотрели как на временную рабочую силу, из которой нужно выжать все, пока она не ушла или не поумнела. Инструмент: штангенциркуль, вращающийся центр, резцы, которые ему выдали при поступлении в цех, сперли у Витьки из тумбочки на следующий же день, срезав замок сваркой. Шпала, когда рассчитывался, сделал то же самое, и сдал из добычи то, что за ним числилось как свой инструмент, а лишнее взял себе.