, засветло и выкладываться, соревнуясь (как верно выбрано это слово от корня РЕВНОВАТЬ!) друг с другом еше интенсивнее. Надо же было какому-то идиоту поселить Ларочку возле этого турника, или, может быть, турник поселить возле этой Ларочки! Они что, хотели таким образом сформировать олимпийскую сборную, или снизить процент подростковой преступности в районе? На таких деятелей нужно в суд подавать за изощренное истязание несовершеннолетних! Витька был среди них в лидерах. Все перечисленное он умел в лучшем виде и не гнушался этим пользоваться. Вопрос в том, каких сил ему это стоило! От турника домой он действительно добирался из последней сил, а в глазах рябило не то от оборотов «солнышка», не то от потери этого самого пульса. Шпала, правда, не сразу понял премудрость: почему собираются именно здесь, почему друг перед другом в прямом и в переносном смысле из кожи вон лезут… Все лезли, а он, как всегда, старался быть впереди всех. Но потом понял! А поняв, лез из кожи вон еше старательнее.
Однако на одном лишь теле он не остановился, пошел дальше в смысле духа. Шпала залпом перечитал почти всего Джека Лондона только потому, что Джек этот нравился Семеновой. Таким образом он надеялся понять, предсказать ее характер, образ мысли.
Мир тайных дум понять желая,
Затмивших взор и разум мой,
Томами Лондона глотал я,
Аляской бредя золотой!
Как вам это нравится? Какая баба воспримет серьезно того, кто потерял из- за нее голову? Видимо, Витька переборщил и попал под влияние «устричного пирата» значительно больше, чем сама Ларочка, иначе откуда у Шпалы взялась вдруг эта страсть к приключениям?
После окончания сельской восьмилетки и неудачной попытки поступления в мореходку, Витька пошел доучиваться в девятнадцатую школу города Икска. Здесь он начал натыкаться на Ларочку систематически и получил в конце концов смертельную дозу облучения. Семенова училась на два класса младше его, но уже второй или третий год в этой школе, и считалась своей — ЧУВИХОЙ. Она ведь и в поселок приехала из Харькова! Шпалу же с первых дней называли не иначе как колхозанином и дегенератом. Впрочем, и других поселковых, которые здесь учились, не жаловали, кто подался в шестерки, кто в математики. Друг детства Селепа, пришедший сюда годом раньше, прославился в школе тем, что каждое утро пробегал все три этажа и обздоровывался за ручку персонально с каждым мало-мальски влиятельным городским. С некоторыми здоровался на дню дважды и трижды, зато считал себя своим! Городские его, однако, таковым признавать отнюдь не торопились, и били Селепу едва ли не чаще всех остальных Юганьских. В поселке же Семен Лепнев бахвалился своими обширными связями среди городских. С недавних пор в нем обнаружился недюжинный талант брехуна. Нахватавшись верхушек от своих новых приятелей Селепа врал в Южном о своих дебошах в ресторанах, о роли в театре, где он якобы подрабатывает… Семен был трус, драться не умел, и свой