На врачебной комиссии в военкомате Шпала тоже время не тратил попусту, спер себе превосходные моднячие туфли. К делу нашего повествования это обстоятельство конечно не относится, но всегда приятно вспоминать свои удачные аферы, а неудач в жизни Шпалы еще будет предостаточно! Так что упиваемся хмелем побед, пока есть такая возможность! Ему давно уже нужны были хорошие туфли взамен изношенных, под джинсы-самопалы, которые он приобрел с помощью другой аферы. Что поделаешь, если «Волка ноги кормят»? Больших денег на зарплату он никогда не получал, родительская помощь целиком уходила на выплату исков, штрафов, и заминку дел, большего требовать от них было бы бессовестно.
Впрочем, не менее бессовестно было заставлять их беспокоиться о Витькиных выходках вообще, но с этим Шпала поделать уже ничего не мог: приключения сами находили его, а вот счета по ним почему-то доставались родителям! Однако… есть такая поговорка, читатель: «Дураку стеклянный прибор не надолго!» Спешу тебя успокоить и восстановить поколебленную сим бравурным повествованием справедливость: как только Гроздев оказался вдали от предков, платить по счетам пришлось ему самому. Тогда-то он и почувствовал, сколько стоит настоящее приключение!
Витька принаряжался, как мог. Это вытекало из его образа жизни: где можно найти на бутылку, там можно разжиться и на штормовку, например. Новейшую штормовку, как по нему сшитую, Витька содрал с пьяного. Кепку ему задарили в долг, который он уже давно простил… Вообще же в одежде, как и во всем, Шпала образца 1977 года придерживался в первую очередь принципа: «Просто, надежно, удобно!» — чтобы можно было пролезть в любую щель, проползти на брюхе, перелезть через любой забор, убегая от ментов, например. Чтобы одежда не стесняла движений — даже резких — словом, чтобы она была практична прежде всего, а уж потом красива. Родителям, естественно, говорил, что все покупает и кормится на свои деньги. Мать как-то собралась купить Витьке туфли и несмотря на его отнекивания вытащила в город в магазины. Но ведь покупать немодные — только деньги переводить! А модные стоят дорого! Витька отнекивался, говорил, что не нравятся, тогда мать предложила ему выбрать самому. Что было делать? Он показал, какие ему нравятся, мать заплакала:
— С долгами еще не рассчитались в которые влезли из-за штрафа за машины, чемодан с вещами черти где оставил, денег домой ни копейки не приносишь (Шпала и сам появлялся дома раз в месяц, так чтобы не забывали), а требуешь чтобы по моде!
И Витька сказал, что скоро сам соберет деньги и купит себе приличную обувь, какая ему нравится. И вот настал день покупки. Все круги медкомиссии он прошел одним из первых и вышел в исходный пункт, где ворохом была свалена одежда всех проходящих комиссию, когда в ней был всего лишь один человек. Черт возьми! — и каких только шикарных вещей не носят праведные мальчики и маменькины сынки! Разве неправедному за пьянкой и прочими делами купить такие? Тут ведь на два месяца пьянки угроблено! И Витька, недолго думая, надел самые красивые из тех, что были ему по ноге. Жадничать он не стал: «Жадность фраера губит!» и ограничился лишь туфлями. Действительно, права мать: надо же как-то наживать упущенное добро! Его чемодан перешел в собственность Ершовских железнодорожников, теперь ему обязано перейти чье-то добро: должен же действовать круговорот вещей в природе, о котором еще в школе учили. А то, что новые вещи должны быть лучше прежних, так это тоже закономерно: «Каждому по способностям!» Иначе получается, что одному на роду написано носить джинсовый костюм, а другому фуфайку? Ну как, скажите, он подойдет к Ларочке в своих туфлях? Парень, оказавшийся в комнате со Шпалой, внимательно смотрел за примеркой обуви, но ничего не сказал и Витька подумал, что он все понимает, поэтому объяснять и показывать кулак ему не надо. Он оделся, вышел в последнюю комнату, где сидела уже сама комиссия: военком, еще какие-то люди и в числе неизменный милиционер. Покопавшись в каком-то талмуде, последний вдруг заявил Витьке: