Однако не зря, ох не зря говорится, что ждать и догонять хуже всего. Бездействие гнетет сильнее всякой драки. Горячка, вызванная стрессовой ситуацией прошла, адреналиновый допинг закончил свое действие. По пятам отпускающего возбуждения проник в душу страх. Мелькают в голове, прыгая друг через друга мыслишки одна другой ужаснее, словно в чехарду играют. Гудит страхов осиный рой. «А все ли четко? Нет ли щелки, в которую пролезет жестокий Вий?» Прихватывая могильным холодком сердце, проносятся видения ужасов. Моментами «крыша едет конкретно» — паника одолевает здравый смысл и тогда слышится, как монотонно и пронзительно кричит все существо:
«Это не я убил. Этого не было, не хочу, не верю. Мы так не договаривались. Не буду дальше играть в эту игру! Все шулера. Это все специально подстроили. Остановите, я вылезу, нам дальше не по пути! Я ведь еще и пожить не успел, налюбиться не успел, ничего не успел! Жить хочу, жить! Простите в последний раз, я никогда больше не буду хулиганить. Не буду обижать слабых, хамить, уклоняться от общественно-полезного труда, членских взносов… Добиваться Ларочкиной любви не буду. Да черт с ней, с этой Ларочкой! Черт с ними вообще со всеми с бабами! Никого добиваться не буду. Примерным мальчиком стану. Буду довольствоваться тем, что положено. Что дают на рыло простого советского человека! Ведь живут же так все нормальные люди вокруг. Не хватают, чего по рангу не положено. Обходятся средними женами, средней зарплатой, средним остатком, средним бесправием… И довольны, и не жалуются! Зато не потащат их на суд, потому что таких целая толпа — народ. И я так хочу, и я так буду. Только отпустите в последний разочек, в самую золотую серединку спрячусь и носу больше не высуну! Как бы только выкрутиться этот самый последний раз? Или поздно? Нет уже возврата и зря все эти сопли? От наводнения мыслей голова раскалывается. Мозг налит расплавленным свинцом. Нервы стянуты в тугой узел и напряжены до предела. Чрезвычайно обострен слух, он ловит малейшие звуки.
Мнится: с минуты на минуту грянут сирены и все люди как один, кто с ружьем, кто с колом выйдут на улицы, станут разыскивать убийцу. Ученые собаки возьмут след. И вот распахнутся двери и на пороге появятся запыхавшиеся подрумяненные менты с рвущимися с поводков огромными овчарками, а гудящая толпа с вилами и цепями широким кольцом окружит общагу словно шум прибоя зашумит: «Подайте Гроздева сюда!» Больше всего Шпалу беспокоило сомнение: неужели Баран не проверил после Наткиного исчезновения ее куртку на кровати! Это же первая элементарная реакция. Или не знал, не запомнил как, в чем она пришла? Во все время их столкновений Витька украдкой вглядывался в его лицо, но ничего определенного из этих наблюдений не почерпнул. И, кстати, почему Баран назначил разборки именно через полтора часа, не раньше. не позже? Что-то тут не чисто! И почему за столом нет его земляка и верного друга Краба? Как же поделикатней выяснить эти вопросы? Ведь от них потом как от печки предстоит раскручивать всю линию своего поведения. Выведать у Чавы? А вдруг массировано займется Сашкой следствие и тогда он непременно сдаст. Сболтнет скорее всего без задней мысли, что был такой разговор и тогда как в сказке: «Дерни деточка за веревочку, дверца и откроется!» Но ведь Чава, по всему видно, уже невменяем, на грани отруба, в том состоянии, когда человек еще по инерции держится, но уже не соображает. Если разговор и войдет в него, то куда-нибудь в подкорку, В черный ящик, выудить откуда эти сведения можно только с помощью