Под дулами автоматов. ВВшники избивают призывников. Курортный городишко, начиненный взрывчаткой и оружием. Пьяные галлюцинации. Восьмой «Б» оказывается баптистом! Селедки в бочке примеряют морскую и солдатскую форму. Проводники меняют шмотки на водяру. «На бану шум и гам — суета!» Огромные свирепые овчарки рвутся с поводков. «Иде я?» Живые подсчитывают павших товарищей. Буба Косторский сосет мамину сиську и делает в штаны. Гонки по вертикали: проигравшего размазывают по асфальту!
Вновь Витьку сдавило и понесло. Единственное, чего он больше всего боялся, сопротивлялся всячески, чтобы течение не прибило к шершавой стене вокзала. «Это конец! — стучало в висках. — Тогда сотрут.» Но не прижало. Кое-как в людском море удалось попасть в двери. Внутри Шпала не увидел пассажиров — лишь краснопогонники с собаками. Они дубасили толпу новобранцев, чем попадя. Витьку сия чаша благополучно миновала. Поток взнес его на второй этаж, опосля чего закрутил. Постепенно водоворот стих, люди осели на места. Лаяли, рвались с цепи огромные свирепые овчарки. Стояли вокруг стеной ВВшники. Внизу еще слышались вопли. Кого-то, видно, обрабатывали. Потом все смолкло. Появилось их начальство. Взялись читать по спискам фамилии, выяснять, кто присутствует. Перекличка тянулась довольно долго, «бойцов» сортировали из угла в угол. Но в конце концов кончилось. На удивление зачинщиков выявлять даже не пытались. Так под конвоем просидели до самого поезда. Под автоматами же на него и грузили.
Каким-то таинственным образом вся их «гоп-компания» вновь оказалась в одном купе. Может быть Потап приказал Хорьку нести Шпалу именно сюда? Более ничего примечательного, вплоть до самого Симферополя Витька поведать не может по причине полнейшего отруба. Помнит только отрывочно, что лежал вольготно на верхней полке. Внизу у стола, заваленного бутылками и жратвой, густая, гомонящая, не расходившаяся во всю продолжительность путешествия толпа. Дым сигарет, кислый запах вина… Как только Шпала открывал глаза или подавал голос, снизу возникали руки со стаканом водки и закусью. Чьи именно они были, Витька не интересовался: выпивал и отрубался вновь. Смутно помнит Перекоп. Воды залива в огненно-красных лучах восходящего солнца. Чудились сквозь пелену сна и дурмана удивительной красоты ландшафты. Видимо, еще будучи в памяти, он приказал Хорьку будить и показывать ему все достопримечательности маршрута. Опыт Харькова для покупателей не прошел даром. В Симферополе всю команду прямо с поезда загнали в вокзал и закрыли на замок. Или это был не вокзал, а только его часть? Шпала помнит какое-то округлых форм помещение с большими окнами, за которыми, с одной стороны, железнодорожные пути, с другой — кирпичные строения. Окошечки касс закрыты. А может быть это какой-то полустанок? Черт его знает. Витьке в конце концов не до того. Он еле теплый. За ночь и полдня, то ли от пьянки, либо от спячки, а