— Люба, да я…
Парень, солнечно улыбающийся абажуру — явно навеселе — комментирует:
— Если бы все калории Ромашовой использовать в производстве, то добыча нефти возрастет втрое.
И Андрей, увлекаемый обоими, бежит вниз.
— Мыслимо ли дома сидеть? Вы что — с ума сошли? Там все наши. И корреспондент тоже — весе-елый!
…Молчанов тыкался лбом в плечо Андрея и бубнил одно и то же:
— Ты мне скажи, почему нет Дины? Я ее хочу видеть, потому что она мне нравится. Усек?
— Усек, усек, — добродушно успокаивал его Андрей. — Да нет ее, понимаешь? Нет.
— Пойдем-ка в буфет, пропустим по коньяку.
Едва успели разлить коньяк, как рядом раздался возглас:
— Куда вы все пропали?
Сергей в сером, отливающем голубизной костюме, с тщательно уложенными волосами, улыбаясь, потрясал двумя бутылками шампанского.
— Сели?
— Валяй.
Молчанов сразу же полез обниматься к Сергею:
— Р-реформатор!
— Выпьем! — пропел Сергей. — Как у нас в отряде говорили — за тех, кто в камышах!
— Можно присоединиться?
Сафин. В старомодном пиджаке с широкими лацканами. Вся грудь — в многочисленных наградах.
— Ого, Ибрагимыч. — Сергей с уважением потрогал их. — Крепко ты…
— Досталось, — кратко ответил Сафин.
Молчанов, не обращая ни на кого внимания, начал считать ордена и медали:
— Один, два, три… десять… двенадцать… пятнадцать наград!
— Да ну вас, нашли занятие! Давай, джигиты, по одной, да чтоб только переливов не было.
— Вы поглядите-ка! — Сафин обернулся так живо, что зазвенели награды. — Вот вам и Танзиля!
Танзиля плясала прямо в центре вестибюля дворца. Баянист Рамазан, мрачный парень с третьего промысла, наяривал что-то совершенно веселое, упав щекой на перламутровый гриф. А Танзиля, плотная, белозубая, с забавными ямочками на щеках, улыбалась, склонив голову на плечо, плела что-то в воздухе округлыми обнаженными руками, а сама шла по полукругу, дробно переступая с каблука на носок, изгибая свой полненький, но послушный стан, то и дело сдувая с губ упавшие на них черные прядки. И в который раз Сергей ловил себя на мысли о том, что своих людей он порой видит в раз и навсегда утвердившейся ипостаси «подчиненных» — не больше. Ну, что особенного — танцует? Но как пленительно-лукавы глазки этой смешливой девчонки из Имангильдина!
— Тетя Даша, с Новым годом! Как празднуете? Ага, слышу, Федор Акимыч свою «Подгорную» поет. Спасибо, зайду, если какая-нибудь подруга не уведет.
— Дина, это я. Звоню из Дворца нефтяников. Что ты делаешь? Слушаешь концерт… Я? Болтаюсь по Дворцу. По буфету. Не скучно тебе одной? А то бы… Что? Прийти с компанией? Я… я мигом! Кого? Любу… Сергея… Какую Таню? Кто она? А, ну да, конечно.