— В общем — молодец. Ершист. Так и надо. Дохленькие у нас не выдержат. — Он подмигнул.
— Чаю?
— Чего?
— Чаю, говорю, хочешь?
— Цейлонского или краснодарского — можно, — ухмыльнулся Сергей.
— Аристокра-ат! — Чаю, крепкого, два, — как бы между прочим обронил Азаматов, и Сергей удивился, когда через минуту увидел перед собой две беленькие точеные ручки, на одной из которых вызывающе поблескивал браслет. Тоненькая, грациозная девушка, выразительно изогнув длинную нервную спину, поставила стаканы с янтарным чаем и колесиками лимона в них. Сергей проводил ее взглядом и хмыкнул.
— Эй, парень, — погрозил пальцем Азаматов. — Ты мне эти штучки брось. Гляди, да не заглядывайся. И так не успеваем секретарей находить. Поработают с годик — и замуж. Тут ребята весь коврик вокруг нее оттоптали.
— Секретарь — витрина начальства…
— Эта — расторопная девчушка. Пей чай, остынет. — Он пододвинул стакан.
— …Ты не спешишь? Хочется по городу пройтись. Вечер — благодать божья.
— Весна, — коротко отозвался Сергей, вложив в слово скорей досаду, чем удовлетворение.
— Не радует? — прищурился Азаматов.
— Просто не до нее.
Они свернули в боковую улочку, примыкающую к зданию управления. Сумерки надвинулись как-то сразу — вот уже расплываются округлый силуэт лица Азаматова, пирамиды далеких вышек. Густеющая синева неба исхлестана гладкими остовами тополей.
Азаматов курил длинную сигарету с золотым обрезом, и пряный запах отличного табака странным образом успокаивающе действовал на Сергея. Ни с того, ни с сего вспомнились белые, хрупкие, будто фаянсовые, руки секретарши, ее гибкая спина с рядом перламутровых пуговиц и ее непростой взгляд, как бы говоривший: «Ты, конечно, можешь смотреть сколько тебе угодно, я действительно заслуживаю внимания. Но неудобно — начальство…» И волосы, чем-то напоминающие Риммины — с теплым отблеском. Маленькие и, наверно, злые губы. Заняться, что ли?
— Трудно тебе, Сергей?
Азаматов шел глядя себе под ноги и заложив руки за спину — этакий задумчивый гном.
Сергея вдруг прорвало. Все накипевшее в душе неудержимо вырвалось наружу. Все: и косые взгляды подземников, и властная снисходительность Фатеева, и ночные свидания с Риммой через голубой барьер телевизора — все обернулось взволнованной исповедью.
— Иногда, Ахмет Закирович, приходит в голову мысль бросить все к чертям и податься в НИИ. В общем, куда-нибудь. Работать, вроде, могу, головою бог не обидел. Хочется… как бы выразиться точнее… микрореволюции в сознании. Только вы не смейтесь. Мы, инженеры, громко говоря, теоретически люди высокого интеллекта и кругозора. Но слишком уж залезаем в текучку будней. И бежит мимо нас что-то нерешенное, сложное, привлекательное, масштабное. Одно время я решил, что надо довольствоваться упрощенным и понятным всем взглядом на окружающее, принимать все таким, какое оно есть. А не могу. Хоть и есть своя логика в поговорке «Где нефть — там льют», принять ее не могу. Морду готов набить, когда вижу, как хлещет из мерника газ, как люди льют на землю нефть, валяется на улице кабель, ржавеют абсолютно пригодные задвижки. И чувствую себя бессильным — человека душеспасительными беседами не переделаешь. Ударить рублем — Фатеев на дыбы. Добренький он, особенно к старичкам. Здорово, конечно, что кругом ветераны, есть у кого поучиться, но многие работают по принципу: мы с тобой, Ваня, двадцать лет дружбу водим, нечего друг на друга бочки катить, отношения портить…