Иначе не могу (Максютов) - страница 7

Анатолий глотнул воздух, почему-то застегнул ватник. Постепенно к нему вернулись самоуверенность и сознание собственной неотразимости. Он положил ногу на ногу и, раскачиваясь, продолжал как ни в чем не бывало:

— Ничего себе дела! Мы погасили двенадцать газовых факелов. Осталось два. А теперь возгорелся третий факел. Хоть строй новую компрессорную станцию. Как это тебе нравится, Геннадий Валентинович?

— Нравится! — весело сказал Гена.

— Вы сидели здесь, не запирая двери? — Анатолия понесло окончательно. — Да знаете ли вы, что у нас тут волки батальонами ходят? Страшно любознательные волки. Они обожают добычу нефти, но абсолютно не выносят таких рыжих — пардон! — таких ярких, как вы.

«Ну и треплется», — с неудовольствием подумал Гена.

Люба наконец справилась с волнением и с непослушными волосами. Набросив шаль, она повернулась и встретилась с пристальным взглядом Анатолия.

— Вы знаете, ваши остроты ужасно плоские. На меня они не действуют. Поучитесь лучше у Рабле, — храбро добавила она услышанную когда-то от брата фразу, хотя имела самое смутное представление о том, кто такой Рабле.

Но не так-то легко было смутить обладателя рыжей шапки.

— Ого, коготки выпускаем? Между прочим, я никогда не видел таких рыжих волос. Они у вас что — искусственные? Или выкрашенные — как его? — гидратом?

Люба по-настоящему обозлилась.

— Во-первых, они такие же искусственные, как ваши, во-вторых, не гидратом, а гидроперитом, а в-третьих, вам до них никакого — понимаете? — никакого нет дела!

* * *

Кто ты, Серега Старцев?

Инженер?

Прожектер?

Выскочка?

Может быть, ты относишься к тем, кого называют «в каждой бочке затычка»?

Где твой график, по которому ты собираешься программировать свою повседневную жизнь?

Где твое упрямство — а может быть, все-таки упорство, — которым ты славился в институте?

Где твое: «Я прав, и все об этом знают, но не признаются».

И вообще — кто ты?

Сергей валялся на кровати и видел в наклонно подвешенном зеркале свое отражение. И, думая о своем, старательно и как бы со стороны изучал собственное лицо. Мрачноватые черные глаза под крутыми дугами бровей. Блестящие, без всяких полутонов, волосы цвета вороньего крыла, жесткая прядь, постоянно падающая на лоб и висок, нос с заметной горбинкой, узковатое темное лицо. Предок в десятом колене был, говорят, греком, и его черты ожили теперь.

«Общая картина мне ясна. Ваш фасад, Сергей Ильич, меня в принципе устраивает. А, черт, нашел чем заниматься!»

Сергей упругим движением вскочил на ноги. Распахнул окно — зимний воздух жгуче обрушился на обнаженную грудь. Он подошел к платяному шкафу, вытащил небольшую штангу и начал гимнастику. Худощавый, среднего роста, жесткий, как до предела накачанный мяч, привыкший к утренней разминке с давних пор, Сергей не изменял своему правилу никогда. Вот и сейчас, сделав несколько приседаний, размяв поясницу, ушел в ванную. И, стоя под ледяным душем, он вспомнил вчерашнюю постыдную, как ему казалось, историю в кабинете секретаря горкома Силантьева.