Это я́ знаю. А они? Они откуда это знали?
Я дважды смешал им карты, и, потом, они понимали, что рано или поздно те ящики, которые уплыли из их рук, попадут в магазин. Кто-нибудь купит урюк, и все раскроется, начнется следствие…
Но пока суд да дело, система могла еще сработать не раз. А я мешал. И они несли огромные убытки.
Нет, рассчитали они все правильно, логично, по крайней мере.
А вдруг струшу?!
И я ведь чувствовал, что это всерьез, и Таня чувствовала…
Даже мысли не возникло, что это шутка.
Почему?
А черт его знает. Для шутки слишком уж угловато все проделано».
Так сказал тот майор, прочитав принесенную Никитой записку и подробно расспросив его.
Сволочи!
Никита скрипнул зубами и почувствовал, что на него смотрят. Он вскинул глаза. Стюардесса. Та самая.
Она невольно отшатнулась — столько ненависти было в глазах Никиты.
Лицо ее растерянно и как-то жалко исказилось, Никите показалось, что она сейчас заплачет.
— За что? — прошептала девушка.
Никита опомнился, вскочил, взял ее за руку.
— Я напугал вас? Я просто думал, вспоминал… — забормотал он. — Простите.
— Я понимаю… Теперь понимаю. А я думала… — Она вымученно улыбнулась. — Сейчас посадка. Вы ничего не ешьте, пожалуйста, в аэропорту, не перебивайте аппетит. После Харькова будет обед.
Она осторожно высвободила руку и ушла.
Некоторое время он глядел ей вслед. Никита понимал: девушка явно выделяет его, это не тешило самолюбия, не давало радости — проходило мимо души.
«Любопытно ей, — рассеянно подумал Никита и тут же забыл о стюардессе. — О чем же я?.. Ах, да! Канал. Письмо…»
В тот день на берегу Каракумского канала Никита узнал еще одну новость: Таня была беременна. Уже два месяца. Молчала, хотела удостовериться, теперь знала точно.
Услышав об этом, Никита некоторое время недоверчиво глядел на Таню, потом тихо встал, подошел к ней, взял на руки и понес вдоль воды. Он шел и шептал довольно нелепые слова:
— А я, дурак, тебя на вертолете потащил! Обратно только на машине, только на машине! Никаких теперь вертолетов!
Таня смеялась, откидывая голову, и горло ее — такое нежное, хрупкое — вздрагивало.
— А назовем мы его Константином, Костиком! — шептал Никита.
— А может быть, Прохором, Прошкой? — спрашивала Таня.
— Прошкой? Прекрасно! Можно и Прошкой!
* * *
Караван прикатил по первой пороше. Внизу было еще тепло, а в горы уже пришла зима.
Караван был последним в этом году. Скоро снег занесет перевал, мороз покроет льдом крутые виражи дороги, и только бесстрашный «газик» с двумя ведущими осями, обутый поверх покрышек в цепи, сможет осторожно преодолевать коварный серпантин.