Вечерком они на рыбалку не наведались.
И в следующие дни Петр Андреевич не выбрался на нее. Не пришлось ему посмотреть и на то, как строят мост под контрольно-следовую полосу. Хотя собирался сделать это сразу же по возвращении с рыбалки.
Тася, когда они вернулись с рыбалки, не заглянула, как обычно, в вещевой мешок с уловом. Посмотрела на Петра Андреевича и решительно сказала:
— Что-то ты мне не нравишься, Петя. Дай-ка пульс посмотрю, — и, не дожидаясь его согласия, тут же у порога взяла руку. Через минуту скомандовала: — Марш в постель! Саня, чего смотришь? Помоги отцу разуться — ему нельзя наклоняться.
Петр Андреевич и в самом деле чувствовал себя неважно, но все-таки возразил, больше для порядка:
— Экая ты паникерша, мать! — и опустился на табуретку, протянув склонившемуся Саньке ногу: — Разувай, сынок, выполняй команду матери.
Так с ходу и уложила Тася в постель Петра Андреевича. Сразу же, где-то на дальней заставе, разыскала по телефону полковника Дементьева. Столько страху нагнала на него, что буквально через два часа примчался на санитарной машине сам начальник медицинской службы с гражданским врачом и сестрой из районной «скорой помощи».
Петр Андреевич пролежал в постели около месяца, глотая таблетки. Несколько раз порывался встать и приняться за дела, но Тася была неумолимой:
— Хочешь, чтобы я овдовела раньше времени? Хочешь, чтобы дети твои остались без отца?
Тася, как известно, не умела задавать по одному вопросу.
— Целый пуд я этих таблеток проглотил, целое ведро в меня вкатили разных снадобий! Ведь должен быть конец! — взмолился Петр Андреевич.
— Еще вкатят. Лежи!
Спорить с Тасей было совершенно невозможно… Но всему бывает конец. Пришло время, когда медики сказали:
— Теперь можно приступить к работе.
— А не рано? Не повременить еще недельку? — усомнилась Тася.
Петр Андреевич не выдержал, возмутился:
— Ну, знаешь, дорогая женушка! Надоело твое тиранство! Уже пролежни на боках появились!
Он, конечно, малость преувеличивал насчет пролежней…
Выйдя на работу, Петр Андреевич заметил, что очень уж внимательно приглядывают за ним лейтенант Бабкин и заставское медицинское светило сержант Барвенко, родители которого были медиками. Бабкин не дозволял бегать по тревоге, а Барвенко твердил: «Вам пока нельзя ходить быстро и противопоказано волноваться».