И Ухов поднялся, плотный, широкоплечий, низкорослый, — рассмеялся, заокал по-вологодски:
— Выходит, вроде бы мы не совсем того…
— Правильно, Вася, — рассмеялся и Зимин. — Вы действительно не совсем того… Ну, скажем, не совсем продумали. Нет, я вас не осуждаю и критиковать не собираюсь. Я даже ваши рапорта могу дальше направить. Но я при этом письменно выражу свое мнение. Догадываетесь, какое?
Троица переглянулась.
— Может, обратно заберем? — спросил Петя Жуков.
— Заберем! — в один голос согласились Анпилогов и Ухов.
— Только, товарищ майор, как бы это сказать… — замялся Жуков.
— Чтобы осталось между нами? Так я тебя понял, Петро? Пусть будет между нами. Хотя в ваших рапортах нет ничего такого, чего бы можно было стесняться. Не все продумали — так это бывает по молодости… Желаю вам хорошей службы и здесь. Не огорчайтесь.
— Есть, товарищ майор, не огорчаться! — весело гаркнули трое и, четко повернувшись и прищелкнув каблуками, вышли из канцелярии.
…А сейчас серьезные и даже суровые, три друга слушают боевой приказ лейтенанта Бабкина. Слушают и, наверное, думают: наконец-то вот и наступило оно, настоящее боевое испытание.
Почти четверо суток, как говорят здесь, жила застава «по обстановке». Каждые из этих суток были напряженными и тянулись бесконечно. В тыловых нарядах, скрытых в укромных местах, надо было сидеть тихо и неподвижно. Уставших солдат одолевала дремота — особенно перед восходом солнца. Нестерпимо хотелось курить, перекинуться словом с напарником. Но все это категорически запрещено.
«Надо сидеть так тихо и неприметно, чтобы даже зверь и птица тебя не обнаружили», — подчеркивали Зимин и Бабкин на каждом инструктаже.
Вернувшись из наряда, Жуков рассказывал, как подошел к ним с подветренной стороны матерый лось:
— Ну, прямо в пятки сунулся мне своей горбатой мордой. Посопел, посопел, да и отошел. Лениво так отошел, и вроде бы недовольный. Не верите? Честное комсомольское! Ухов был вместе, не даст соврать.
Другая пара рассказывала, что перед самым рассветом огромная сова метрах в двух перед секретом бесшумно упала на землю. «Что поймала ночная хищница — не видели, но отчаянный мышиный писк слышали.
На четвертые сутки жизни заставы «по обстановке» из наряда вернулся ефрейтор Киселев — «штрафник», как называли его солдаты, — и доложил дежурному, что в районе стыка с правым соседом видел вспышки ракет — сигнал, обозначающий «задержан нарушитель».
Вскоре из штаба пришло известие, что преступник задержан, и был снят усиленный режим охраны границы.
Утром, когда Зимин пришел в канцелярию, Бабкин доложил обо всем этом, добавив, что Казаченко взят нарядом правого соседа.