Пока выгружали багаж, Никита с женой подошли к величественному толстому шашлычнику.
Нанизанные на шампуры, шкворчали, истекали соком невиданно аппетитные шашлыки. Жарились они на саксауловых дровах, и терпкий, душистый дым этого знаменитого дерева пропитывал мясо, делал его еще вкуснее.
Никита мгновенно съел два шашлыка. Он ел так аппетитно, что Таня не выдержала, присоединилась к Никите.
— Что это у вас так холодно, отец? — спросил Никита. — Средняя Азия называется!
Шашлычник важно покачал головой и как величайший секрет сообщил:
— Этим году Сибир на ремонт закрылся. Холодно.
Так началась самостоятельная семейная жизнь Никиты и Татьяны Скворцовых.
* * *
С Татьяной Никита познакомился в бассейне. В то время он приходил туда уже не плавать, не тренироваться, а просто так, по старой памяти — купаться.
Он любил влажный, парной воздух бассейна, глухие звуки голосов, плеск воды, даже неуловимый и устойчивый запах хлорки, который неистребимо присутствовал во всех закоулках этого огромного здания.
Все детство и юность его связаны были с бассейном — ходил он туда с десяти лет. Тренировался истово, фанатично, добился первого разряда, а дальше заколодило, результаты не улучшались, и Никита стал охладевать к плаванию.
Техника у него была, было желание, но не хватало силенки. И тогда добрый и мудрый Анатолий Иванович Пчелин отлучил его на полгода от воды, заставил заниматься самбо, надеясь, что Никита, накачав немножко мышцы, вернется.
Тренер ошибся. Азарт борьбы, упоение первых, сравнительно легких побед захватили Никиту всерьез. Он был тощ и легконог, с хорошо поставленным дыханием и развитым плечевым поясом. Борьба давалась ему легко. А тут подошло время призыва в армию, и Никита попал в воздушно-десантные войска. Почти все ребята из его секции очутились в одной части. И началась жизнь всерьез — размеренная, до предела заполненная тренировками, учебой, стрельбами — суровая солдатская жизнь.
Никита снова приник к иллюминатору, разглядел спичечные коробки домиков, прямоугольники распаханных полей, узкую извилистую ленту реки.
Все было привычно и знакомо.
Он усмехнулся, вспомнив удивительные метаморфозы, происшедшие с его товарищами в день первого прыжка с парашютом.
В тот день будто незримая черта разделила их — большинство, которое сумело преодолеть себя, свой страх, и нескольких неудачников — ошеломленных, испуганных яростным сопротивлением своего такого привычного, такого, казалось, знакомого до той поры тела; впервые обнаруживших, что в них живет слепой, свинцовый страх перед высотой.