— Залазь! Укладывать будешь!
И спрыгнул на землю.
Опираясь на грабли, Сонька проворно, без посторонней помощи взобралась на стог.
Вспоминая, как прошлым летом дядя Кирилл прогнал со стога одну нерасторопную деваху, Олег, смягчившись чуточку, полунасмешливо, полунаставительно проговорил:
— Не ленись, касатка! Следи в оба… пласт на пласт чтоб находил, а середку, само собой, набивай и набивай до отказа!
Пальчиками взявшись за надувшийся колоколом сарафан с голубенькими василечками и оранжевыми маками по клюквенному полю, Сонька дурашливо поклонилась Олегу:
— Спасибочко, соколик, за науку! Чай, как-нибудь… глядишь, и справимся!
Даже дядя Кирилл, смутившись, отвернулся. А Соньке хоть бы что! Ловя на себе блудливый взгляд Тишки, она, как ни в чем не бывало, повелительно прикрикнула:
— Не дремать, миленыши! Веселей подавайте навильники! Люблю веселых да азартных! Я сама веселая до последней сознательности!
Задетый за живое, Олег решил отличиться перед бедовой бабенкой, хотя в душе и клял себя за это на чем свет стоит. Он первым взметнул на стог кудлато-головастый навильник сена. Ну, ей-ей, чуть ли не полвоза было в этой колюче-душистой увесистой охапке!
С визгом отпрянула Сонька от края стога. И уж придя в себя, крикнула с задорцем:
— Эй, барбосище! Насмерть меня придавить хочешь?
В этот миг ее и в самом деле чуть не накрыл с головой новый навильник, сброшенный на стог кузнецом. А пока Сонька, легко, орудуя граблями, молча укладывала пласты сена, подоспел и Тишка. И тут колючая на язык Сонька не сдержалась, подковырнула парня:
— А ты, родимый, видать, первым на службе был… по части хлебова?
Олег даже пожалел племянничка Волобуева, готового, казалось, провалиться сквозь землю. Гася постепенно эту ненужную жалость, он с неприязнью подумал, вскидывая над головой очередную охапку: «Весь, видать, в дядю… хитрющий».
Но Тишка вскоре втянулся в работу. И уж ни в ловкости, ни в силе не уступал, пожалуй, самому дяде Кириллу. Теперь Сонька все чаще и чаще похваливала его, лупоглазого, снова заронив в Олегово сердце ревность.
А вокруг уже все стихло. Надолго, думалось, наступил в природе прочный, надежный покой. Краешек угольно-черной тучи, недавно так всех испугавший, зацепившись за острый зубец мелового хребта, беспомощно повис, обмякнув, совсем утратив свое устрашающее величие.
К полдню, вырвавшись на простор, солнце прогнало за горизонт обветшавшие клочья облачков и сейчас лучисто сияло на не запятнанном ничем небе.
Такое синее до рези в глазах небо Олег видел лишь однажды в детстве. Ему было тогда лет шесть, не больше. Вдруг приехал откуда-то отец, пропадавший чуть ли не с осени. Он ворвался во двор радостно-возбужденный, таща на плече преогромный чемоданище с подарками и гостинцами.