4 декабря 1887 года
Эдвард вернулся домой, в дом тишины и горя. Тело его светлости положили в массивный дубовый гроб с самыми блестящими медными ручками в малой гостиной, чтобы люди могли прийти и засвидетельствовать свое почтение.
Гарольд попросил меня сделать для его светлости последнюю вещь: войти и убедиться, что комната выглядит прилично для посетителей, не видно ни пылинки. Я была так напугана, что не решалась заглянуть в гроб. Не могла этого вынести. Что, если он откроет глаза? Я прислонила к двери тяжелую книгу, чтобы дверь не закрылась, потому что закричала бы на весь дом, если бы та захлопнулась за мной, и я оказалась бы заперта там вместе с холодной мертвой оболочкой тела моего хозяина. Никогда в жизни не работала так быстро. Я просто надеюсь, что он и леди Ханна воссоединились; мне невыносима мысль о том, что он вечно будет бродить вокруг потерянной и одинокой душой.
Вчера вечером после ужина кухарка начала свою обычную болтовню. Хотя гораздо более сдержанно, чем обычно, но она получила огромное удовольствие, сообщив нам о том, что происходит с душой, когда кто-то лишает себя жизни. Милли пришла в ужас при мысли, что бог оставит кого-то, потому что они оказались в таком отчаянии, что не увидели другого выбора, кроме как покончить с собой. Позже я сказала ей, что если человек достаточно храбр, чтобы решиться на такое по какой-то причине, то, конечно же, бог не будет настолько жесток, чтобы повернуться к нему спиной.
Еще кухарка беспокоилась о том, что с нами теперь будет. Она убеждена, что Эдвард захочет продать дом, потому что у него останутся только плохие воспоминания, и тогда мы все останемся без работы и крыши над головой. Мне хотелось сказать ей, что у него должны остаться и хорошие воспоминания, но промолчала. Все захотят точно знать, что я имею в виду, а я не хочу сейчас поднимать шум: у Эдварда и так хватает забот.
Все время, пока мы находились на кухне, Альфи смотрел на меня со странным выражением лица. Я очень надеюсь, что он не сляжет с каким-нибудь недугом.
5 декабря 1887 года
Эдвард нашел меня вчера вечером в классной комнате. Я пришла сюда, чтобы почитать и не мешать никому. Мне не нравится быть внизу, когда тело его светлости находится в доме. Я не спала с самого рассвета, но не могла заснуть. Все остальные слуги сидели на кухне вокруг очага и пили вино из бутылки, которую открыл Гарольд. Я не хотела больше слушать их праздные сплетни: мне хотелось побыть одной.
Эдвард был так занят с полицией, потом визит его дяди и викария, что он даже не признал моего существования, и я должна признать, что это глубоко ранило меня. Дверь открылась, и я подняла глаза от книги, чтобы увидеть Эдварда, стоящего там. Его лицо выглядело намного старше, чем в последний раз, когда я его видела. Его глаза были черными, и на какое-то мгновение мне стало страшно; прошлые воспоминания пронеслись в моей голове. Это была такая болезненная улыбка, что я встала со стула, и в три коротких шага он пересек комнату и подхватил меня на руки. Я почувствовала теплую волну в животе, когда его губы встретились с моими. Он держал меня так крепко, что я не могла дышать, когда он целовал меня, и мне пришлось отстраниться от него. Он погладил меня по волосам и взял за руку. Я ожидала, что он поведет меня в мою спальню, но вместо этого он повел меня к себе. Я остановилась в дверях, боясь, что кто-нибудь увидит нас. Эдвард улыбнулся и сказал, что теперь он хозяин дома и будет делать все, что ему заблагорассудится. Он сказал, что после похорон отца сообщит прислуге, что я больше не буду горничной. Что мы пара и что со мной следует обращаться как с леди. Я не могла вымолвить ни слова, настолько удивилась. Он засмеялся и потащил меня в свою спальню, закрыв и заперев за мной дверь.